Судьба засранца. Апполон Клизма

пришёл, – спокойно ответствовал парень, – гости ваши-то давно уехали, а магнитолу Вы брали до их отъезда…

      – Фу ты! – сконфузилась комендантша, – зайди попозже, я, видишь, занята.

      – Ну-ну…, – пробурчал неудовлетворённо парень и удалился.

      – Свинья мерзопакостная… – прошипела вслед ему комендантша и пошла искать со мной по общаге свободное койко-место.

      Общага, казалось, испытала на себе штурм неизвестных интервентов. Масса выбитых стекол, замененных фанерой и картоном. На стенах и потолке куча выбоин и трещин. На дверях – следы их пробивания тупыми, твёрдыми предметами – то ли ногами, то ли головой. На каждом углу красовались кровоподтёки и соплеподтёки. Довершали картину изречения русского народного творчества («Миха пидорас» и т. п.), но особо живописный вид общаге придавали отпечатки обуви на уровне головы и выше. От поры до времени в недрах здания раздавались истошные вопли и вскрики, заставлявшие меня с непривычки вздрагивать, а комендантшу – высказывать нецензурные обещания кого-то выселить. Правда, как и в УТТ везде красовались стенды социалистического соревнования, судя по которым, в общежитии за что-то соревновались и даже что-то перевыполняли. За что соревновались и что перевыполняли, уж столько лет прошло – всё понять не могу.

      Наконец, у одной двери с накаляканной масляной краской надписью «Здесь жевут казлы» мы остановились.

      – Ну вот, здесь и жить будешь, – сказала комендантша.

      На голой сетке свободной койки лежал не менее голый парень.

      – Это ещё что за вид? – вскричала комендантша, – А ну, приведи себя в порядок!

      – Что естественно, то не безобразно, – заявил спокойно парень и начал искать исчезнувшую одежду, но найти никак не мог.

      Комната была ненамного лучше коридора, по которому словно Хан Мамай прошёл. Правда, русского народного творчества и отпечатков ног на стенах не было. Но, когда я взглянул на потолок, то с изумлением обнаружил на нём следы отпечатков ног размера этак 45-го.

      Парень, понявший, что комендантша привела «сокамерника», начал давать пояснения:

      – Прописка, земляк, – три пузыря «Русской» или пять бутылок винища…

      – Я тебе такую прописку устрою, вмиг выселю! – оборвала его комендантша.

      – Да ни фига не выселите, – парировал парень, никак не могущий найти свои брюки и трусы.

      Комендантша не нашлась ничего сказать, кроме как заорать:

      – Да когда ты трусы свои найдёшь!? Видеть твою задницу спокойно не могу!!!

      И, сделав вид оскорблённой видом задницы, ушла. А парень продолжал деловито объяснять, где продаётся «прописка». Я тоже пояснял, что ещё не получал подъёмные и т. д.

      – Ничего, – займи и как займёшь, – сразу в «морлавку».

      – ?

      – «Морлавкой» здесь свинно-водочный отдел называют, – пояснил парень.

      Почему морлавку называют «морлавкой» я так и не понял. По одной из версий, – это название