Педагогическая поэма. Полное издание. С комментариями и приложением С. С. Невской. Антон Макаренко

буйствовал в спальне. Осадчий сидел в моей комнате и, не останавливаясь, нес какую-то пьяно-обиженную чепуху. Разговаривать с ним было бесполезно. Я оставил его у себя и приказал ложиться спать. Он покорно заснул.

      Но, войдя в спальню, я услышал запах спирта. Многие из хлопцев явно уклонялись от общения со мной. Я не хотел подымать историю с розыском виновных и только сказал:

      – Не только Осадчий пьян. Еще кое-кто выпил.

      Через несколько дней в колонии снова появились пьяные. Часть из них избегала встречи со мной, другие, напротив, в припадке пьяного раскаяния приходили ко мне и слезливо болтали и признавались в любви.

      Они не скрывали, что были в гостях на хуторе.

      Вечером в спальне поговорили о вреде пьянства, провинившиеся дали обещание больше не пить, я сделал вид, будто до конца доволен развязкой, и даже не стал никого наказывать. У меня уже был маленький опыт, и я хорошо знал, что в борьбе с пьянством нужно бить не по колонистам – нужно бить кого-то другого. Кстати, и этот другой был недалеко.

      Мы были окружены самогонным морем. В самой колонии очень часто бывали пьяные из служащих и крестьян. В это же время я узнал, что Головань посылал ребят за самогоном. Головань и не отказывался:

      – Да что ж тут такого?

      Калина Иванович, который сам никогда не пил, раскричался на Голованя прокурорской речью:

      – Ты понимаешь, паразит, что значит советская власть? Ты думаешь, советская власть для того, чтобы ты самогоном наливался?

      Головань неловко поворачивался на шатком и скрипучем стуле и оправдывался:

      – Да что ж тут такого? Кто не пьет, спросите. У всякого аппарат, и каждый пьет, сколько ему по аппетиту. Пускай советская власть сама не пьет…

      – Какая советская власть?

      – Да кажная. И в городе пьют, и у хохлов пьют.

      – Вы знаете, кто здесь продает самогонку? – спросил я у Софрона.

      – Да кто его знает, я сам никогда не покупал. Нужно – пошлешь кого-нибудь. А вам на что? Отбирать будете?

      – А что же вы думаете? И буду отбирать…

      – Хе, сколько уже милиция отбирала, и то ничего не вышло.

      Он наклонился ко мне и зашептал:

      – И милиция пьет, за две бутылки первача кажного купить можно.

      На другой же день я в городе добыл мандат на беспощадную борьбу с самогоном на всей территории нашего сельсовета. Вечером мы с Калиной Ивановичем совещались. Калина Иванович был настроен скептически:

      – Не берись ты за это грязное дело. Я тебе скажу, тут у них лавочка: председатель свой, понимаешь, Гречаный. А на хуторах, куда ни глянь, все Гречаные да Гречаные. Народ, знаешь, того, на конях не пашут, а все – волики. От ты посчитай: Гончаровка у них вот где! – Калина Иванович показал сжатый кулак. – Держуть, паразиты, и ничего не сделаешь.

      – Не понимаю, Калина Иванович. А при чем тут самогонка?

      – Ой, и чудак же ты, а еще освиченный[31] человек! Так власть же у них вся в руках. Ты их краще не чипай[32], а то заедят. Заедят, понимаешь?

      В спальне я сказал колонистам:

      – Хлопцы, прямо говорю вам: не дам пить никому. И на хуторах разгоню эту самогонную

31

Освиченный (укр.) – образованный.

32

Не чипай (укр.) – не тронь.