Точка бытия. Рассказы, повести, притчи, стихи. Любовь Ржаная

не слыхала. Еще из дому не выходила, вот топаю в магазин. А что случилось-то, Дарья Гавриловна?

      – Припозднилась ты. Беги скорей, а то хлеб разберут. При мне с десяток буханок оставалось.

      – Ай-ё, бегу, бегу. Вот костыль-то мой, выручай, тяни меня к магазину. И Егоровна прибавила скорости, теперь километр в час. Оглянулась:

      – А что случилось-то? Помер кто ночью?

      – Наоборот. Топай, в магазине все узнаешь.

      В магазине, состоящем из комнатки метров десяти площадью да подсобного отделения – судя по избе, такой же площади, – кроме продавщицы Кати, было еще трое стариков. Федотыч укладывал хлеб и сигареты в сумку, Козлиха доставала кошелек, старуха Петрова разглядывала в витрине консервы и йогурты. Была и колбаса, и маргарин, а по стенам на полках пакетики всякие и бутылки. Поздоровавшись, Егоровна прислушалась, какие новости обсуждают. Никто ничего не обсуждал. Тогда спросить пришлось:

      – Ну, что новенького?

      – Родила голенького! – ответила прибауткой Катя, улыбнувшись.

      – Говорят, никто не помер… Женился кто? или народился кто?

      – Народился.

      – Кто ж? в городе? внук у кого? у нас-то рожать некому, одни старухи…

      – Вот у нас-то в Ждановке и народился. Заново на свет.

      – Кто? – вытаращила глаза Егоровна.

      Федотыч, отходя от прилавка, засмеялся.

      – Не успела ты послушать. Дед Прохоров сейчас тут был. Говорит, со вчерашнего дня как заново на свет народился.

      – Да что ты говоришь? чтой-то с ним сталося, в семьдесят пять лет? – разинула рот Егоровна, чуть помладше старика Прохорова, Ильи Федоровича.

      Федотыч расхотел выходить из магазина и присел на табуретку, которой Катя подпирала внутреннюю дверь.

      – А может, и ты купишь. Средство от всех болезней.

      До Егоровны дошло.

      – Да я уже набрала неделю назад… всяких мазей. Не помогают что-то, от хондроза. Девицы на машине приезжали, торговали тут, будто от аптеки.

      – А вот Прохоров денег не пожалел. Ты, небось, рублей тыщу отдала. А он – сто тысяч!

      Повисло молчание. Егоровна хлопала глазами, старухи наслаждались ее удивлением. Катя поторопила:

      – Давайте, давайте, три буханки остались, потом побегу за молоком к Ерофеевой, магазин на час закрою.

      Егоровне досталась буханка – слава Богу, не зря неслась сломя голову, по тропочке сквозь сугробы. Взяла еще кусок ветчины, граммов триста, да пачку сахарного песку. И все вышли на улицу, продолжить разговор.

      – За что же он отдал сто тысяч? – недоумевала Егоровна. Старуха Козлова засмеялась:

      – Кровать купил.

      – Так разве тут кто и мебелью торговал? Да и цен таких нету на кровати, в городе бываю, знаю.

      – Купил у девиц. Втихомолку. Отдал им половину денег, чтоб привезли, и молчит. Боялся, мол, что обманут, не хотел перед народом срамотиться.

      – Дурак… пятьдесят тысяч отдать без товара…

      – А вот и не дурак. Привезли ему эту кровать, лечебную. Вчера уже лежал на ней.

      – И что?

      – Да