Похвальное слово Бахусу, или Верстовые столбы бродячего живописца. Книга третья. Евгений Иванович Пинаев

С вас причитается одна тысяча и сто восемьдесят пять рубликов. Будете платить? В противном случае не подпишу обходной.

      И молвил он, сверкнув шарами:

      – Без ножа режете! Я из отпуска, откуда у меня столько денег? – и добавил, льстиво заглядывая в глаза девицы: – А может… потом? Когда заработаю?

      – Ха! Вы соображаете, что говорите? – молвила она, тоже сверкнув глазёнками. – Здесь вам не частная лавочка, а государ-рственное уч-реж-дение.

      И она была права, ибо социализм – это учёт всего, что было получено мной и мною же не оплачено.

      – Сами протабанили, а я виноват! Сидите здесь… Куклы! – огрызнулся я и вышел вон, размышляя на манер киношного мужичка, сыгранного Чирковым в известном фильме: «Куда крестьянину податься?» Я подался на Ватутина, хотя знал, что Эдька был в море, сеструхи его вечно сидели без денег, так что пустить слезу я мог только перед его мамашей – суровой морячкой Варварой Григорьевной, которая как-то назвала меня своим вторым сыном. А если и она в морях?!

      Она оказалась дома! Я разрыдался на груди матери-2, был обласкан, расспрошен и утешен самым решительным образом.

      – Хватит ныть, Михаил. Я дам тебе денег, – заявила она, снимая с вешалки плащ. – Идём в сберкассу. Отдашь, когда сможешь. А на прожитьё, пока не устроился, у тебя есть? Дам тебе две тысячи. Отдавать можешь по частям.

      Пока засупонивал шинель, она сходила в спальню и вернулась с письмом:

      – Тебе. Уже неделю лежит.

      Я сунул его в карман (только взглянул на конверт: от Лёньки Кочурова! Друга-уральца, бродяги-геолога, с которым, основателем «государства ПРОСТУДА», мы делили студенческий угол на Нагорной, возле самого «синего моря» – ВИЗовского пруда) и зашагал за мамой Варварой в светлое будущее, осенённое парусами баркентины.

      Письмо прочитал в МДМ, межрейсовой гостинице, когда уладил все дела.

      Лёнька, Леонид Гурьевич, большой выдумщик, придумавший «государство ПРОлетарское СТУДенчество» и именовавшийся в нём Лимитом Курычем, и Витька, Виктор Семёнович Коробейников, будущий сельхозмеханик, наречённый им Вектором Сегментычем Куробойниковым, заканчивали последний институтский год. А может, закончили? Ну, конечно, закончили, коли провожали меня когда-то в Мурманск! Вот что значит редко писать письма. С тем бóльшим удовольствием я принялся за цидулку и сразу выяснил, что Лимит и Вектор оказались в Простуде по случаю юбилея хозяйки Анны Ивановны, о котором решили дать отчёт.

      «На Нагорной мы собрались в таком составе, – писал Лимит Курыч. – Прилагаемый перечень поголовья смотри: Аниванна, тётушка Нонниванна, хозсын старший (Вгенсаныч), хозсын средний (Льтинсаныч), хозсын младший (Михсаныч). Полюбовницы первых двух: Мария, бедная Мария (не знаешь ты, какого змия…), Галтна, юная юристка, маленький белый Витька, его коварная сестра Тьмара, её суженый, на днях демобилизованный, мать их, Витьки и Тьмары, Лидья, Витьки вышеозначенного – блудницы ветреной пример, другая Лидья,