Старики. Роберт Равоев

вечно голодных собак.

      Нуник вошла в открытую дверь и остановилась. Стояла неподвижно, глядя прямо на бабушку.

      – Что с тобой? Ты что не проходишь? Что-нибудь случилось?

      – Я видела… такое видела!

      Бабушка, встревоженная, подошла, наклонилась к внучке и, приблизив к ней лицо, спокойно спросила:

      – Что-то плохое… скажи, что ты видела?

      – Я видела… в яме. Его убили аскеры. Там еще двое. Их туда забросили.

      – Что, – простонала она. – Ты не ошиблась?

      – Нет, не ошиблась. Мы вместе видели, их трое, лежали.

      – О, горе ты мое, что же делать?!

      Вскоре пришла мачеха, они ушли в другую комнату, Нуник осталась одна.

      Не познав материнскую ласку, она тянулась к отцу, и тот отвечал взаимностью. Между ними было полное взаимопонимание. Сильный, вспыльчивый, но необыкновенно отходчивый, отважной наружности, она видела его не столь часто и особо гордилась, что он воевал с аскерами в русских войсках. Возвратившись, он сажал Нуник на колени, что-то рассказывал про свое. Она мало что понимала из сказанного, но чувствовала, что отцу надо было высказаться, и слушала. Слушала, положив голову ему на грудь, а он затем так же внезапно ссаживал ее, не любя ничего длительного.

      От деда тоже не было никаких вестей.

      – Забрали твоего деда, моего мужа. Вряд ли мы его увидим.

      – Бабушка, он же старый.

      Бабушка не ответила, махнула рукой и отошла. Прошло еще два дня, было утро. Бабушка тепло одела внучек и, усадив за стол, сказала:

      – Я сейчас отведу вас и оставлю у приюта. Когда спросят, скажите, что родителей убили, и у вас никого нет. Они возьмут вас, накормят, дадут кроватку. А там, бог даст, увидимся.

      Нуник и две сестры сидели у стен американского приюта. Хотя бабушка велела им плакать, чтобы сжалились и взяли в приют, плакать они не могли. Вскоре вышла женщина и отвела их в помещение. Всего несколько комнат и полно детей. Закутанные, оборванные, они сидели на полу, подстелив под себя, кто что. Ни стульев, ни тем более кроваток, ничего не было, одни стены и какие-то плакаты, которых читать и понимать никто из них не мог. То был американский приют для детей сирот. И потекли дни, которые слагались в недели, месяцы.

      Однажды, вбежав в чулан, откуда Нуник по велению воспитательницы должна была принести стопку постельного белья, она увидела себя в небольшом зеркале, обрамленном в деревянную раму. Оно висела напротив двери. Она на минуту запнулась. На нее с удивлением и даже с некоторым страхом глядела уже довольно взрослая, худощавая и не очень красивая, в белом платье и коротко остриженная девочка. Конечно, дома она видела себя в зеркале и раньше, но не запоминала и не обращала на это внимания. Что же ее поразило и остановило взгляд на этот раз? Очевидно, она была удивлена и ошарашена переменой, которая произошла с ней за эту зиму. Она стояла перед зеркалом, крутилась, играла глазками, обводила себя медленно снизу вверх. Ведь так и бывает, когда вдруг осознаешь, что ты перешла какую-то грань