Старики. Роберт Равоев

беседа и наше общее внимание к нему длились довольно долго и, когда его пригласили в ординаторскую, один из больных, человек, работавший с Королевым, знавший толк в людях, высказал, наверное, общее мнение:

      – Человек-энциклопедия, нескучно будет с ним у нас.

      Больничные дни скучные, иногда изнурительно скучные. Маешься, не знаешь чем себя занять, дефилируешь по коридору, это скоро надоедает, читаешь, что попадется под руку. Словом, своеобразное безделье, от которого порядком устаешь. Оживление отмечается, когда из коридора начинают доноситься звуки передвигающейся тележки. Это передвижение сопровождается скрипом несмазанных колес, звоном посуды и скрежетом местами отвалившейся плитки на полу. Все на местах, а наш композитор каждый раз норовил оказаться первым у двери. Сметал с тарелки все, что клали. «Голодный какой-то, – думал я. – Одинокий, кормить некому».

      Прошел день-два, разговоры перешли от прошлого на нынешние времена, и тут оказалось, что в этой порядком начитанной голове одновременно умещались прямо противоположные идеи и мысли: либерализм и диктаторство, социализм и фашизм, восхваление одних, презрение к другим и всеобщая злоба на все и вся. Даже в его изящной словесности все чаще начал звучать мат с аксессуарами. Ругательства вылетали из него, как звуки из фальшивящего инструмента. Типичная ругань интеллигента, с неподобающей ей эстетикой. Старики с возрастом перестают материться, по крайней мере, не в прежнем диапазоне. С композитором, наверное, произошло нечто обратное, мат как-то оказывался не к месту, не по делу.

      Был у нас в палате дальнобойщик, русский, которого 90-е годы занесли из далекого Узбекистана в Подмосковье. Жизнь по нему пронеслась изрядно, и он, к своему удивлению, подхватил инфаркт. Он, вначале слушавший композитора чуть ли не с открытым ртом, первый из нас начал высказывать несогласие с его идеями, если они противоречили его жизненным взглядам и установкам. Композитор в споре, переходящем в перепалку, включал свой интеллект, примеры из истории, высказывания известных персон. Дальнобойщик сражался доводами разума и жизненного опыта. Тот говорил спокойно, держась на одной ноте, дальнобойщик горячился, взрывался: «Музыку, наверное, писал другую, иначе она бы не прошла через жесткие рукавицы советской цензуры», – думал я. Чуть позже мы узнали, что из соседней палаты его прогнали как раз по причине неприятия его остальными больными. Там его чуть не побили. Прошло еще дня два, разговоры стихли сами собой, композитора уже не слушали, хотя он говорил так же красноречиво. Вот пойди и пойми человека. При очередном обходе врач сказала, что в конце недели его будут выписывать.

      Прошло еще два дня. Утром, как обычно, началось просыпание, день еще не совсем настал, и серое небо лишь слегка пропускало свет в нашу палату. Композитор лежал, укрывшись с головой простыней. В девять начали раздавать завтрак, обычно композитор уже поджидал у двери подхода тележки. А тут лежит себе и лежит.

      – Ну-ка толкни-ка его. А то заспался, – предложил кто-то.

      – Геннадий