Сын. Филипп Майер

имени.

      Двенадцать

      Дневники Питера Маккаллоу

      16 августа 1915 года

      Едва стемнело, поднялась пальба. Ближе к полуночи толпа мужчин появилась у ворот – размахивая факелами, они орали и требовали выдать мексиканцев.

      Некоторое время они топтались на дороге – человек пятьдесят точно, не меньше, так запросто границы владений МакКаллоу не нарушить, – но потом один все же решился вскарабкаться на ворота. Тут мы дали первый залп поверх голов. Чарлз нашел отличное применение своему автоматическому ремингтону, выпустив полтора десятка очередей, – толпа дрогнула и обратилась в бегство. Нам пришлось довольно долго гасить костерки, вспыхнувшие там, где они побросали факелы.

      Позже подъехали Нил Гилберт и с ним еще двое из Лиги Закона и Порядка, умоляли выгнать мексиканцев, пока город не сожгли.

      – Так идите и перестреляйте ублюдков, которые жгут ваш город, – заорал Чарлз. – Оружия-то у вас хватает.

      – Сколько у вас людей, Питер?

      – Достаточно. Мексиканцев я тоже вооружил, – вообще-то это неправда.

      – Для вас это добром не кончится.

      Консуэла и Салливан всю ночь простояли у плиты, наготовили горы говядины и кабрито[53]. К утру половина семейств попросила позволения остаться на ранчо, пока в городе не станет безопасно. Другая половина, снабженная запасами провианта и воды, двинулась через наши пастбища в сторону реки и мексиканской границы. Они рисковали оказаться в зоне военных действий, но это лучше, чем дожидаться побоища здесь.

      Разумеется, все считали, что Полковник должен их спасти, – кто же еще, если не дон Илай? Я ужасно злился, но не смел вмешаться. Ума не приложу, как они представляют себе демократию и намерены в ней жить – с их-то убежденностью, что влиятельные люди должны руководить их жизнью. Возможно, в этом отношении они просто честнее нас.

      Отец держался молодцом, развлекал на террасе ребятишек байками про индейцев, показывал, как разводить огонь трением палочек, как стрелять из лука (он до сих пор запросто натягивал свой старый индейский лук, у меня на это сил не хватало). Старик хохотал, шутил и вообще был полностью доволен – таким счастливым я его не помнил с тех пор, как мама умерла. Ему, пожалуй, стоило стать школьным учителем. Глядя на вереницу беженцев, тянущуюся к реке, мулов и повозки, груженные нехитрым скарбом, он задумчиво произнес:

      – Я так думаю, это последние, кто бежит на Юг.

      И все же они любили его. Вечерами они возвращались в свои хакале, которые летом превращались в настоящие духовки, а зимой в холодильники, а он шел ночевать в огромный дом – распластавшееся на холме белоснежное чудовище стоимостью в их заработок за тысячу лет, если не за миллион. А их дети рождались мертвыми, и они хоронили младенцев прямо за коралями. Кто ты такой, чтобы говорить, будто они несчастны? – спрашивает белый, глядя тебе

53

Тушеная козлятина или баранина (исп.).