Волнение. Кровь на снегу. М.М. Дрив

учёбы. Тем более, я первый из Дривов, кто выбрал дизайн интерьеров в качестве своего пути в строительстве людского жилья, так что за мной, а скорее за моими успехами происходит жёсткий контроль.

      – Клар, у нас ещё куча времени, – отец завершил разговор и подходит к нам, приобнимая за талию жену, – мы всё успеем. А также… Неужели ты правда думаешь, что без нас всё начнут?

      – Нет, конечно, нет, – мама дарит свою улыбку в ответ, поправляя галстук отца, что не скрывает расстёгнутое пальто, – я думаю о других.

      – Абсолютно справедливо, – короткий ответ и поцелуй в щёку – отец идёт к водительской стороне дверей. – Мэт, не стой, надо ехать.

      Я молча сажусь с мамой в машину, она также дарит мне улыбку и подмигивает, кивая головой в сторону двери. Отец поправляет зеркало заднего вида, точнее, ловит меня им, и, глядя в глаза отражения, спрашивает:

      – Ну ты-то хоть доволен с нами ехать?

      – Ну, да.

      – Ты очень тихий. Что-то не так?

      – Всё в порядке, я просто думаю… О зиме.

      – А что о ней думать? – добавляет свой голос в дуэт мама. – Холодная, как обычно, снежная, как обычно. Виктор, вот скажи ему.

      – Что ему сказать-то?

      – Когда поживёшь подольше, многие вещи будут казаться одинаковыми, и их никогда не обдумать. Может, они даже надоедать будут, но здесь и кроется весь секрет: перестать думать о них, и ценить момент. Без лишней задумчивости.

      – Да, я понимаю, – глухо откликаюсь.

      – Смотри сам. Слушай, ищи новое всегда, – добавляет отец. – Вот возьми, например, то же «Гало», мне говорили…

      – «Не строй его, слишком не похоже на всё остальное», я знаю, ты уже говорил. И много раз.

      – Вот видишь, – с усмешкой поворачивается к жене отец, – парень уже всё знает.

      – Это хорошо, – мама тянет руку назад, ладонь открыта, приглашает взять её.

      Я аккуратно беру мамину руку в свою; в город приходит зима, медленно, но снег уже засыпал всё к праздникам, как я и привык. Отец возвращает зеркало на место, и мы трогаемся.

      Колючее стекло пыльцой оседает на лицо, царапает висок асфальт, и что-то тёплое капает со скулы, вязко растекаясь до этого по всему лицу. Я лежу на чём-то угловатом, колит бок неприятно металлом, а перед глазами дрожащий морок, что кутает мой взгляд в то и дело подступающую темноту. Я пытаюсь подняться, правая рука опирается, дрожит… И спасует. Один раз, второй, я кажусь себе неподъёмно тяжёлым, третий, нет, как будто на меня давит ещё несколько атмосфер, четвёртый, я просто себя бью об землю, стараясь каждый раз встать. Я продолжаю лежать. Снег опадает через разбитое окно, но я этого не вижу. Стекло разбито, но я не знаю: разбита вся передняя часть машины. Захлёстывает тягость, не боль, но усталость, и воспоминания пытаются подползти ко мне, напомнить, что же произошло. Но это лишь крик, резкая смена направления и безжалостная инерция, крутое вращение в воздухе и грохот. Вспышка, тошнотворный удар, шум металла, мягкое сиденье в лицо, боль и стальной кнут, который пытается раздробить череп.