И ни разу не пожалеть об этом…. Наталья Вадимовна Плотникова

в свой ответный взгляд вложил то же презрение, с которым встретила меня Надежда, и сам же поморщился от этого. Недостойно мужчины, дедушка Скорняк не одобрил бы. Надежда посмотрела на меня с интересом:

      – Ну, дерзайте. Может и выйдет у вас что… с портретом, я имею ввиду. А с Настей вряд ли, уж не обессудьте за откровение.

      – А это отчего же? – нахально поинтересовался я.

      – А от того-то! – также нахально ответила мне вредная Надя. – Позвольте вас проводить до выхода.

      Я, конечно, позволил, потому что ничего другого мне не оставалось.

      «А почему это она так уверена, что с Настей мне ничего не светит… На что это она намекала?» – я злился.

      Дома я снова погрузился мемуары декабриста… Нет! Он всё-таки любил свою Настеньку и плакал от горя, когда прощался с ней в Ярославле. Я с интересом читал «записки». Мне даже показалось, что живу я вовсе не в то время. Почему-то упорно в мысли лез Пьер Безухов и ужасно хотелось перечитать «Войну и мир». И снова зачем-то вспомнилась школа: «Война не есть способ решения проблемы»… Не есть способ… И снова и снова словосочетание «тайное общество» щекотало нервы и тревожило душу. Необъяснимо.

      Я проворочался почти всю ночь, сон упорно бежал от меня, мысли неизменно возвращались то к Насте и её картине, то к треклятому выражению «тайное общество». Я понимал, что мне не найти преступника, главные свидетели являются друзьями потерпевшей, а, возможно, и виновными в краже. Что мне делать? Позвонить Анастасии и сказать, что я понял: детектив из меня никудышный, а всю эту историю с превращением меня в Шерлока Холмса я затеял исключительно из-за того, чтобы произвести на неё впечатление, потому что она мне ужас, как понравилась, несмотря на то, что я почти женатый человек, и совсем ничего не знаю о ней самой. Такого сказать я ей не мог, это означало бы, что я её больше не увижу, вряд ли она прониклась ко мне ответными чувствами. Я посмотрел на спящую Алину. И ей я ничего сказать не мог. Прижав к себе свою невесту, я вдохнул запах её волос, и наконец-то провалился в тревожный сон.

      Утром я чувствовал себя странно: чувства, которые пробудила во мне Анастасия Радужная показались мне полным бредом. Я мог ясно анализировать всё, что я думал в эти дни об этой неожиданной влюблённости, и мои сегодняшние размышления привели меня к осознанию того, что со мной, вероятно, случилось кратковременное помутнение рассудка. Алина что-то пела в душе. Я собирался бросить свою невесту ради малознакомой девушки, с которой даже не занимался сексом? Это точно был я? Я схватил телефон, засмеялся от облегчения, что решать ничего не надо, а можно жить так, как я жил раньше дышать легко и свободно, ничего в жизни не меняя, и набрал номер Анастасии, чтобы сообщить ей, что, увы и ах, скромный журналист переоценил свои возможности… Не успел я нажать кнопку вызова, как Настя Радужная позвонила мне сама:

      – Павел? – услышал я её бархатный голос и внутри меня разлилась нежность. Я запнулся. Я снова не знал, что сказать. Что, чёрт возьми, со мной происходит? – Портрет нашёлся.