Или кормить акул, или быть акулой. Шон Чарт

сейчас возьму, развернусь, и уйду!

      Мы обнялись с тетей.

      – Ладно, сейчас ведь Рамадан, не будем жестить, – сказала Асет, успокоившись.

      Асет была учителем русского языка по образованию и именно этим и занималась до войны. После тяжелых военных лет, которые для нее прошли особенно трагично, она вернулась сюда и занималась мебельным магазином, достигнув при этом действительно больших успехов. Не без небольшой помощи родни, она сумела устроить себе и дочке комфортную жизнь. Дом, в котором они жили, был редким для чеченской женщины случаем самостоятельной покупки, а не наследного владения, и я был безмерно рад за них.

      – Голодный? – спрашивала она, уходя в кухню в своем развевающемся домашнем платье.

      – А ты как думаешь? – шел я следом.

      – А мы о тебе вообще не думаем. Или ты считаешь, что это только ты нас забыл, а мы тут сидим и плачемся по тебе? – язвила Лиана.

      Гастрономический талант чеченских женщин был чем-то столь обыденным, что даже не вызывал особенного восхищения. «Если чеченка готовит невыносимо вкусно и много – значит, с ней и ее генами все нормально». Лиана корила меня за эту шутку, которую я считал безобидной.

      Столы Асет, как и любой моей тети, были наполнены большим количеством разных блюд. Тут и три-четыре вида салатов: с гранатом, с грибами и грецкими орехами, с мясом и лимоном; котлеты из говядины, вареная баранина, чепалгаш, пироги с картошкой, пироги с мясом… все то, что не оставит равнодушным ни одного чеченца.

      – Хаз-мам, это вообще кому столько всего? Вроде бы вы совсем недавно узнали, что я приеду.

      – Ах ты негодяй! – засмеялась она, выкладывая галушки на тарелку из кастрюли. – Думаешь, ты единственный, к кому мы так готовимся? На! – она с чувством выставила мне дулю.

      Я опешил, не понимая, обижаться мне или смеяться:

      – Ты что, мать, берега попутала?

      Они расхохотались, усаживаясь за стол и приглашая меня.

      – Я тебе говорила, – Асет обращалась к дочери. – Слишком долго нам против него не устоять. Сколько там времени осталось?

      – Через четыре минуты уже азан, – ответила Лиана.

      Асет выставила по стакану воды и чашке фиников перед нами, и, как только наступило время вечернего намаза, мы совершили разговение финиками, а потом помолились. После молитвы мы вернулись за стол и принялись кушать и общаться.

      – Как твои дела, Саид? Все хорошо? – спрашивала Асет.

      – Да, слава Богу, все гладко.

      – Поступил ты в свой институт? У твоего отца ведь там связи, насколько я знаю.

      – Да, поступил.

      – Подружился с кем-нибудь уже?

      – Да! – перебила ее Лиана. – Еще как подружился. Мы же сами видели сегодня.

      Я поднапрягся.

      – В смысле – видели? – спросил я.

      – А как еще мы узнали бы о том, что ты здесь, если не из интернета?

      – Не понял… что это я делал в интернете?

      – Там этот… Муслимови къант вар и31? –

31

Муслимови къант вар и? – «Он ведь сын Муслимова?» (чеч)