Или кормить акул, или быть акулой. Шон Чарт

дружелюбия по отношению ко всем окружающим – от мала до велика. Глядя друг на друга, мы смущенно улыбались, стесняясь опозданию. Взбежав по ступеням, мы сбросили обувь у рамки металлодетектора, стоящей в дверях.

      Вся мечеть была расстелена коврами для молитвы. Ее центральный зал был широким, просторным, высоким, с массивными квадратными колоннами. У дальней стены, справа от михраба тянулась узенькая лестница с перилами из белого мрамора, которая вела к минбару, откуда читают хутбу – проповедь, а посередине располагалось возвышение, где муэдзин всегда распевал призыв на молитву. Взглянув наверх, я увидел гигантскую люстру, каркас которой был золотым, а между ним рассыпались переливающиеся блестящие камни. Тело люстры окружало воссозданное черно-золотыми камнями изображение Каабы; выпуклый из-за одного купола и четырех полукуполов потолок был весь расписан голубыми, красными и синими орнаментами, а также аятами из Кур`ана, а цвет мраморных стен Мечети представлял собой бежевый градиент. Мы подбежали к уже молящимся мужчинам и присоединились к молитве. Имам, руководивший ею, читал шепотом – почти про себя, потому что громко и вслух проводятся утренняя, вечерняя и ночная молитвы. Приятное ощущение прохлады от кондиционеров обхватило меня, остужая тело после чудовищной грозненской жары, а ковер под ногами тесно объял мои плоские стопы. Окончив молитву, все остались сидеть на коленях и читали зикр – поминание Бога, которое всегда желательно совершать после молитвы. Амир одернул меня и показал на парня, сидящего в окружении почтенных мужчин на первом ковровом ряду за имамом. Обычно на этих местах сидят одни старики, ибо остальные мужчины выказывают свое признание, оставляя ближайшее к имаму место для них, и потому для меня стало интересной загадкой то, что делал среди них этот молодой человек, которому на вид было лет двадцать пять. Амир, окончив зикр, заговорил.

      – Это очень хороший парень. Порядочный. Он часто дает тут уроки по религии, да и в целом очень много времени здесь проводит. Его почти все знают и любят. Он учит детей Кур`ану, раздает милостыню и…

      – Ты к чему-то ведешь? – спросил я.

      – Я о том, Саид, что ты должен быть осторожен в выборе друзей в Грозном. А вот такие люди, как он – вот с такими и стоит дружить парню вроде тебя.

      – В смысле?

      – В прямом. Наше с тобой поколение, можно сказать, отравлено. Грязи много, – он вздохнул. – Просто я переживаю за тебя. Ты будешь учиться тут, ты еще совсем молод. Не хочу, чтобы ты считал каждого встречного своим другом. Не дай Бог свяжешься с плохой компанией – потеряем тебя, – он печально улыбался.

      В этот момент я сумел оценить всю глубину той дыры, которая образовалась между мной и Амиром. Можно сказать, что он совсем не понимал, каким человеком я теперь являюсь: наше особо тесное общение закончилось около двух лет назад (оно немного растворилось, и мы перестали делиться своими сокровенными тайнами, лишь справляясь о делах друг друга несколько раз в месяц), а за эти два года я претерпел многократные изменения в характере и устоях. Дошло до того,