Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 3. Александр Дюма

именно в мантии, – заметил Лоре.

      – Отнимите мантию у генерального прокурора, – сказал Конрар, – и у нас останется господин Фуке, на что мы отнюдь не жалуемся. Но так как не бывает генерального прокурора без мантии, то мы объявляем вслед за господином де Лафонтеном, что мантия действительно пугало.

      – Fugiunt risus leporesque, – вставил Лоре.

      – Бегут смех и забавы, – перевел один из ученых гостей.

      – А я, – с важным видом продолжал Пелисон, – совсем иначе перевожу слово «lepores».

      – Как же вы его переводите? – спросил Лафонтен.

      – Я перевожу следующим образом: «Зайцы спасаются бегством, узрев господина Фуке».[2]

      Взрыв хохота; суперинтендант смеется вместе со всеми.

      – При чем тут зайцы? – вмешивается уязвленный Конрар.

      – Кто не радуется душою, видя господина Фуке во всем блеске его парламентской власти, тот заяц.

      – О, о! – пробормотали поэты.

      – Quo non ascendam,[3] – заявляет Конрар, – представляется мне невозможным рядом с прокурорскою мантией.

      – А мне представляется, что этот девиз невозможен без этой мантии, – говорит упорно стоящий на своем Пелисон. – Что вы думаете об этом, Гурвиль?

      – Я думаю, – ответил Гурвиль, – что прокурорская мантия вещь неплохая, но полтора миллиона все же дороже ее.

      – Присоединяюсь к Гурвилю! – воскликнул Фуке, обрывая тем самым спор, ибо его мнение не могло, разумеется, не перевесить все остальные.

      – Полтора миллиона! – проворчал Пелисон. – Черт подери! Я знаю одну индийскую басню…

      – Расскажите-ка, расскажите, – попросил Лафонтен, – мне также следует познакомиться с нею.

      – Приступайте, мы слушаем!

      – У черепахи был панцирь, – начал Пелисон. – Она скрывалась в нем, когда ей угрожали враги. Но вот кто-то сказал черепахе: «Летом вам, наверное, очень жарко в этом домике, и, кроме того, мы не видим вас во всей вашей прелести, а между тем я знаю ужа, который выложит за него полтора миллиона».

      – Превосходно! – воскликнул со смехом Фуке.

      – Ну а дальше? – поторопил Лафонтен, заинтересовавшийся больше баснею, чем вытекающей из нее моралью.

      – Черепаха продала панцирь и осталась нагой. Голодный орел увидел ее, ударом клюва убил и сожрал.

      – А мораль? – спросил Конрар.

      – Мораль состоит в том, что господину Фуке не следует расставаться со своей прокурорской мантией.

      Лафонтен принял эту мораль всерьез и возразил своему собеседнику:

      – Но вы забыли Эсхила.

      – Что вы хотите сказать?

      – Эсхила Плешивого, как его называли.

      – Что же из этого следует?

      – Эсхила, череп которого показался орлу, парящему в высоте, – кто знает, быть может, это был тот самый орел, о котором вы говорили, – большому любителю черепах, самым обыкновенным камнем, и он бросил на него черепаху, укрывшуюся под своим панцирем.

      – Господи боже! Конечно, Лафонтен прав, – сказал

2

Игра слов: lepуres означает по-латыни забавы; lйpores – зайцы.

3

Куда только я не взберусь? (лат.) – девиз Фуке, начертанный на его гербе под изображением белки.