Царица поверженная. Маргарет Джордж

соответствовала тому представлению о Венере, которое внушали нам произведения искусства. Медленно и величаво корабль плыл сквозь водяные лилии вверх по течению, а я все это время сохраняла принятую позу. На берега реки сбегались люди; скоро там стало трудно протолкнуться от изумленных зевак. Хармиона и Ирас, одетые наядами, стояли у кормила и бросали им цветы.

      Когда река расширилась, превратившись в уютную гавань, я велела купидонам позвать капитана. По его прибытии я приказала не швартоваться у пристани, но бросить якорь прямо посередине гавани.

      – Мы не сойдем на берег, – заявила я. – Мы не ступим ногой на землю Тарса, пока нам не окажут почести здесь, на борту.

      С моего ложа было хорошо видно, что от забитой народом пристани отвалила и устремилась к нам маленькая лодка с римскими командирами на борту. Один из них встал и начал что-то кричать, сопровождая речь энергичными жестами.

      – Узнай, чего они хотят, – велела я моему придворному управляющему.

      Он подошел к поручням и перевесился через них, чтобы поговорить с римлянами.

      Их маленькое суденышко было переполнено людьми, а тех, в свою очередь, переполняло любопытство. Один за другим они поднимались и вытягивали шеи, опасно раскачивая лодку.

      – Доверенный трибун префекта Антония спрашивает, кто мы и с какой целью, – доложил управляющий.

      Над ответом я размышляла недолго.

      – Скажи ему, что прибыла Афродита, желающая пировать с Дионисом ради блага Азии.

      На лице управляющего отразилось удивление.

      – И постарайся не смеяться, когда будешь это говорить. Чтоб все прозвучало достойно, с официальной серьезностью.

      Он выполнил все точно, и я с интересом наблюдала за растерянным римлянином, явно не знавшим, как на такое реагировать.

      Наконец мой управляющий вернулся.

      – Он говорит, что его благородный командир, наместник Антоний, приглашает тебя отужинать с ним сегодня вечером на приветственном пиру.

      – Передай ему, что я не желаю сходить на берег в Тарсе, но сама приглашаю благородного Антония, а с ним и видных граждан города стать сегодня вечером моими гостями на борту этого корабля.

      Он отбыл на переговоры, а по возвращении сообщил, что сегодня благородный Антоний вершит суд на городской площади и мне надлежит почтить его, явившись туда.

      – Должно быть, он сидит на помосте один, – рассмеялась я. – Ведь весь город собрался сюда, к причалам.

      Потом, помолчав, я серьезно добавила:

      – Ступай и повтори то, что я сказала раньше. Нужно, чтобы он явился ко мне первым.

      Послание было передано, и лодка отгребла прочь, к пристани.

      – А теперь, мой дорогой друг, – сказала я, – готовь все для пира.

      Пока повара готовили угощение, а слуги убирали пиршественный зал, корабль медленно направлялся к берегу. Мы подошли к причалу, когда уже наступили сумерки. Нас окутала сине-пурпурная дымка, сливавшаяся с туманом