Золушка. Евгений Салиас де Турнемир

[136] Разумеется, он кинулся ко мне и хотел меня треснуть, но я выскочил и удрал из дома.

      – Что же это? Что? – тревожно выговорила Эльза.

      – Ты не бойся, fifille, – отозвался Этьен, придвигаясь и обнимая сестру. Но это прозвище «фифиль», которое братишка давал сестре только в минуты особенной нежности или особой тревоги за нее, доказывало, что мальчуган тоже очень смущен неожиданным событием.

      После минутного молчания и раздумья Этьен тихо вымолвил:

      – Одна неделя не беда. Только я боюсь, что ты совсем останешься у них в услужении. Тогда я совсем пропаду с тоски один. Он говорил, однако, что только на одну неделю poser près de deux heures[137] рано утром и потом днем до сумерек еще один час.

      – Poser?! Mais quoi poser?![138]

      – Вот в этом-то и дело… Не кирпичи же класть и строить. Давай скорее домой. Все узнаешь. А я еще тут посижу. А то он нас вместе увидит.

      Эльза поднялась и быстро двинулась домой.

      Баптист уже снова растворил заставы, но сидел около них, ожидая времени снова запереть их ради другого пассажирского поезда, проходящего в Париж. Эльза смело пошла прямо к нему. Услыхав за собой шаги по щебню шоссе, Баптист обернулся.

      Эльза ожидала брань, но она ошиблась…

      – А! Наконец-то! – произнес он. – Ну, иди, садись.

      Эльза приблизилась и глянула ему в лицо. Он казался в хорошем расположении духа.

      – Что, опять задержали в школе? А? Ну, давай, сочиняй!

      – Hет. Не задержали.

      – Ну, так в Tepиэле застряла ради болтовни aveс les commères[139].

      – Нет. Я прошла полем. Увидела Филиппа, спряталась от него и обождала, чтобы он миновал меня. А потом еще сейчас задержалась… Теперь могу вас заменить…

      – Чтобы опять уснуть, а потом вскочить, да перед паровозом скакать? Merci. Я лучше сам дождусь… И вот что, ma belle[140], – иронически добавил Баптист. – Садись-ка, да послушай.

      – Я и так слышу.

      – Завтра рано утром ты отправишься в замок Отвиль и останешься там на неделю. Туда приехал какой-то шут, у которого много лишнего времени и лишних денег. Он видел тебя вчера и уж не знаю, почему ta frimousse[141] ему понравилась. Он хочет лепить с тебя глиняное изображение. Бюст. Не понимаешь? Ну такая une роupée en terreglaise[142]. Ты будешь стоять или лежать, а он будет с тебя делать копию. Авось не утомительно. Зато тебя будут там сытнее кормить, чем дома. А еще, за это твоя мать получит с этих болванов сто франков. Ну, вот и все…

      – Что же я буду делать там?

      – Говорят же тебе. Два, три часа в сутки будешь стоять или сидеть перед этим шутом артистом. Или лежать что ли. Я не знаю. Знаю только, что нашелся дурак, который по глупости за твою рожу дает сто франков. А мы тут за годовую службу на дороге получаем всего семьсот франков, считая с новогодними наградными.

      Наступило молчание.

      Баптист присмотрелся к стоящей перед ним девочке и, видя, что она сумрачна и встревожена – расхохотался.

      – On va te croquer là?[143]

      – Нет… Но я, однако, не понимаю, на что я собственно иду.

      – Ну,

137

позировать около двух часов (франц)

138

Позировать? Что позировать? (франц)

139

с подружками сплетницами (франц)

140

моя красавица (франц)

141

твоя мордашка (франц)

142

кукла глиняная (франц)

143

Думаешь, что тебя там загрызут? (франц)