Детство на тёмной стороне Луны. Виталий Матвеевич Коневв

метрическому свидетельству. А в паспорте была другая фамилия – «Гудковская». Само написание букв говорило о том, что изменение фамилии в паспортном отделе было нарочным, как и изменение национальности. В метрике мать была «полькой», а в паспорте «русской». Но неграмотной матери было всё равно: полька она или русская. Но может быть, её сверхамбициозность была связана с национальностью?

      Мой непрерывный крик смущал мужиков, и они стояли неподвижно в нашем дворе. А на другой стороне улицы, на возвышенной стороне, на тротуаре стояли мужики и бабы, человек пятнадцать- двадцать и смотрели на наш домик.

      Вдруг окно распахнулось, и я увидел ноги матери в коричневых чулках. Она стояла на табуретке. Неуклюже она развернулась задом к окну, присела, выставила задницу в окно. Дядя Илья тонко засмеялся. Мой брат мощно рванулся в огород. Но я, ничего не понимая, продолжая кричать, повис у него на плечах. И мы остановились сбоку от толпы мужиков, и увидели… Наша мать неторопливо сняла трусы, сильнее выставила задницу в окно, похлопала рукой по голой жопе и крикнула:

      – Нате, нюхайте!

      Мужики засмеялись, качая головами. А мать спрыгнула с табуретки и, смеясь, захлопнула створки окна и задёрнула занавески. Мужики начали покидать наш двор. И кто-то сказал мне:

      – Твоя мать бьёт наших баб.

      Матвей с выпученными от страха глазами, прятался в переулке, осторожно выглядывал из-за угла дома тёти Нюры. Мужики подошли к Матвею, а я уже был рядом с ними.

      – Ты чо, Матвей, распустил бабу? Мужик ты или нет? Дай ей мялку.

      Матвей, сильно горбатясь и дрожа руками, согласно закивал головой.

      – Да, да. Я ей покажу.

      И он мелкими шажками, зажав руки на жопе, побежал домой. Я опередил его, вбежал в комнату первым и сильно припечатался к ногам матери, а потом запрокинул голову, чтобы смотреть ей в лицо. Мать нахмурилась и угрожающим голосом спросила Матвея:

      – Ты чего такой?

      Матвей вскинул над головой дрожавшие руки и тонким голосом крикнул:

      – Валька, прекрати! Я ведь мялку дам!

      – Ах, ты сволочь. Вошь ты паскудная. Настрополили! – сказала зло мать и бросилась вперёд.

      Она вонзила ударом сверху вниз растопыренные пальцы в лицо Матвея и рванула их вниз. Матвей заверещал и закрыл лицо руками. А мать начала бить его кулаками, а потом – ногами. Она выгнала его во двор и прокричала:

      – Покажи своё ебло тем, кто тебя настрополил!

      И с этого дня для меня и брата начался дикий кошмар, который продолжался более года. Каждый день мать выскакивала на улицу и весь день и даже в темноте лаяла соседок. И если к ней подходили женщины и просили её успокоиться, то мать обрушивала на них свою матерщину. И женщины убегали. К нам в домик приходили женщины с Красной горки и говорили, что «дело кончится плохо».

      – Валька, пожалей своих детей.

      – Да на хер они мне сдались! – кричала мать. – Пускай все подохнут! А я не унижусь перед этой сволотой! Они меня не стоят! Дозноили меня!

      И она грозила кулаком в угол, где висела икона Божьей Матери и Сына.

      (Только