Как закалялась сталь. Николай Островский

дверью, потоком хлынула в зал.

      Крики усилились. В судомойню вбежали дежурные официанты. Прохошка бросился к спящему Павке.

      Удары один за другим сыпались на голову совершенно одуревшего от боли мальчика.

      Он со сна ничего не понимал. В глазах вспыхивали яркие молнии, и жгучая боль пронизывала все тело.

      Избитый, едва доплелся домой.

      Утром Артем, угрюмый, насупившийся, расспрашивал Павку обо всем случившемся.

      Павка рассказал все, как было.

      – Кто тебя бил? – глухо спросил Артем.

      – Прохошка.

      – Ладно, лежи.

      Артем надел кожух и, не говоря ни слова, вышел.

      – Могу я видеть официанта Прохора? – спросил у Глаши незнакомый рабочий.

      – Он сейчас зайдет, подождите, – ответила она.

      Громадная фигура прислонилась к притолоке.

      – Ладно, подожду.

      Прохор, тащивший на подносе целый ворох посуды, толкнув ногой дверь, вошел в судомойню.

      – Вот этот самый, – сказала Глаша, указывая на Прохора.

      Артем шагнул вперед и, тяжело опустив руку на плечо официанта, спросил, глядя в упор:

      – За что Павку, брата моего, бил?

      Прохор хотел освободить плечо, но страшный удар кулака свалил его на пол; он пытался подняться, но второй удар, страшнее первого, пригвоздил его к полу.

      Испуганные посудницы шарахнулись в сторону.

      Артем повернулся и пошел к выходу.

      Прохошка с разбитым в кровь лицом ворочался на полу. Артем из депо вечером не вернулся.

      Мать узнала: сидит Артем в жандармском отделении.

      Через шесть суток вернулся Артем вечером, когда мать спала. Подошел к сидевшему на кровати Павке и спросил ласково:

      – Что, поправился, браток? – Присел рядом. – Бывает и хуже. – И, помолчав, добавил: – Ничего, пойдешь на электростанцию, я уж о тебе говорил. Там делу научишься.

      Павка крепко сжал обеими руками громадную руку Артема.

      Глава вторая

      В маленький городок вихрем ворвалась ошеломляющая весть: «Царя скинули!»

      В городке не хотели верить.

      С приползшего в пургу поезда на перрон выкатились два студента с винтовками поверх шинели и отряд революционных солдат с красными повязками на рукавах. Они арестовали станционных жандармов, старого полковника и начальника гарнизона. И в городке поверили. По снежным улицам к площади потянулись тысячи людей.

      Жадно слушали новые слова: свобода, равенство, братство.

      Прошли дни, шумливые, напоенные возбуждением и радостью. Наступило затишье, и только красный флаг над зданием городской управы, где хозяевами укрепились меньшевики и бундовцы, говорил о происшедшей перемене. Все остальное осталось по-прежнему.

      К концу зимы в городке разместился гвардейский кавалергардский полк. По утрам ездили эскадронами на станцию ловить дезертиров, бежавших с Юго-Западного фронта.

      У кавалергардов лица сытые, народ рослый, здоровенный.