Лондон в огне. Эндрю Тейлор

бы его до Пожара.

      – Но зачем тело привезли в Уайтхолл, сэр? – Я был так удивлен, что в моем голосе не прозвучало должного уважения.

      Ответом мне была хмурая гримаса.

      Привратник принес фонарь. Уильямсон жестом велел мне идти первым и освещать ему путь.

      Мы спустились в подвал еще по одной лестнице. Раньше я ни разу здесь не бывал: дворец напоминает гигантский лабиринт, и мне знакома только малая его часть, и то приблизительно. Через весь подвал тянулся коридор с низкими сводами. В верхней части стены слева были проделаны маленькие зарешеченные отверстия, через которые внутрь проникало немного света и воздуха. Справа тянулся ряд запертых дверей.

      Уильямсон достал из кармана ключ и отпер самую последнюю дверь. Мы вошли в комнату без окон, с низким цилиндрическим сводом из кирпича. Единственным предметом мебели здесь был стоявший посередине массивный стол. В подвале, как и во всем Лондоне, сильно пахло гарью, а также нечистотами и сыростью.

      Под простыней на столе высился неровный бугор.

      – Уберите простыню, – велел Уильямсон.

      Я поставил фонарь на стол и подчинился. Передо мной предстал обнаженный мужчина. Он лежал на боку лицом ко мне.

      – Господь милосердный, – выговорил я.

      Мужчина лежал на столе в неловкой позе: его руки были заведены за спину, отчего плечи выпятились вперед, а туловище выгнулось вбок. Казалось, мужчина хотел скатиться со стола, да так и застыл.

      Свалявшиеся волосы до плеч казались серыми – видимо, и от пепла, и от седины. Мужчина был очень худ – кожа да кости. Голова поднята, шея вытянута – ни дать ни взять нос баржи.

      – Кто он, сэр?

      – Не знаю.

      Уильямсон взял фонарь и посветил на тело. Оно было усыпано пеплом. Вблизи я заметил, что под слоем грязи кожа трупа желтая, как пергамент. От жара она вся сморщилась и покрылась волдырями. Смрад от тела не исходил, но это еще не значило, что смерть недавняя: под воздействием горячего воздуха оно быстро превратилось в мумию.

      Подбородок мужчины зацепился за край стола, и его рот был открыт, отчего погибший казался удивленным. Уцелевшие зубы были обнажены в оскале. На виске темнел синяк.

      – Его так и нашли – без одежды? – спросил я, поняв, что Уильямсон ждет от меня вопросов.

      – Нет. Одежда здесь. – Уильямсон кивком указал на скамью у стены.

      – Должно быть, когда собор загорелся, этот несчастный не смог выбраться наружу.

      Уильямсон пожал плечами.

      – Переверните его, – распорядился он таким небрежным тоном, будто приказывал мне перевернуть страницу или отпереть дверь.

      Перед моим мысленным взором неотступно стояла картина: под сводами подвала парит душа этого человека и наблюдает за нами. Одной рукой я взялся за плечо трупа, другой – за бедро. Прохладная плоть на ощупь была податливой. Казалось, будто у меня в руках кусок вареной свинины. Я осторожно потянул тело на себя.

      Телу не хватало жесткости, присущей недавно умершим, что делало его пугающе непредсказуемым,