Бес в серебряной ловушке. Нина Ягольницер

меня своими? – Орсо налил себе вина и с наслаждением отпил несколько глотков: новомодное увлечение восточными приправами все еще казалось ему чрезмерным. А доминиканец подался вперед и оперся острыми локтями о столешницу:

      – Не стану скрывать, полковник, так и есть. Я порядком пометался по городу, разыскивая вас, поскольку жаждал услышать хоть несколько слов о вашей кампании. И нашел вас здесь, в трактире средней руки, в одиночестве. Более того, глядя на ваше лицо, было бы легко заподозрить, что вы страдаете жестоким разлитием желчи, если бы не ваш обильный ужин.

      Орсо пожал плечами.

      – Я не обязан вам отчетом, – бросил он с тем отточенно-усталым безразличием, которое мгновенно низводило любые нападки до уровня дворняжьего тявканья.

      Руджеро молчал, глядя на полковника, неторопливо орудовавшего ножом. Он не казался уязвленным – похоже, эти двое редко говорили в ином тоне. Орсо же как будто вовсе забыл о собеседнике. Но после нескольких минут молчания монах нервическим жестом сплел пальцы, наматывая четки вокруг ладони.

      – Да не молчите вы, Орсо! Что вы набиваете себе цену, словно престарелая кокетка? Вы что-нибудь нашли?

      Полковник вскинул на Руджеро вспыхнувшие глаза, сжимая, будто кинжал, нож, которым только что резал мясо. А потом со звоном швырнул его на стол и сухо отрезал:

      – Нет. Не нашел.

      Лицо монаха окаменело:

      – Не может быть! Неужели пастора предупредили и он успел…

      – Нет, – оборвал его Орсо, – пастор был в замке.

      Скулы Руджеро порозовели, он снова подался вперед, вдавливая брошенный нож ладонью в стол:

      – Слава Всевышнему! Значит, еще не поздно. Я все узнаю у пастора сам.

      – Вам не удастся, – Орсо поморщился и потер лоб, словно у него вдруг заныла голова. – Альбинони мертв.

      Доминиканец замер и медленно осел на скамью.

      – Пастор мертв?.. Орсо, черт бы вас подрал. Вы убили последнего человека, который знал, где искать Наследие?

      – Так получилось, – отрезал полковник, – и я не умаляю своей вины. Но судить меня будете не вы.

      Руджеро помолчал и вдруг оглушительно ударил кулаком по столу:

      – Вы лжете, Орсо! Вы не могли допустить такой дурацкой оплошности! И уж тем более не ушли бы из графства несолоно хлебавши. Я знаю вас, вы найдете и выбитый зуб в братской могиле!

      Губы полковника слегка передернулись:

      – Ну и метафоры у вас, святой отец… – пробормотал он. Но на челюстях монаха зло заходили желваки:

      – Метафоры?! Признайтесь, Орсо. Вы просто прикарманили Наследие, убили свидетеля и теперь прикидываетесь грешником на покаянии!

      Руджеро почти шипел, бледный от бешенства, но Орсо лишь долил себе вина.

      – Так отправились бы с нами. Не сомневаюсь, вы бы все сделали безупречно, как и в прошлый раз.

      Эти слова произвели странное впечатление, будто проткнули в неистовстве Руджеро дыру. Доминиканец медленно выдохнул и осел на скамью. Минуту спустя он проговорил уже тише:

      – Орсо,