Бес в серебряной ловушке. Нина Ягольницер

не было, да и раненых тоже. Только пьяных вдоволь.

      Старушка снова покачала головой, теперь осуждающе, и полковник, поклонившись, ретировался ни с чем.

      Итак, либо раны мальчишки столь серьезны, что он не достиг Пикколы, либо, напротив, поганцы достаточно здоровы, чтоб предпочесть неуютную ночь в лесу.

      Орсо встряхнул головой, разметая намокшими полями шляпы каскад брызг. Что ж, теперь совесть чиста. А капрал, пожалуй, заслуживает награды…

* * *

      Годелот старательно развесил мокрую камизу в углу, где тускло горела лучина, и обернулся к Пеппо:

      – Ну, шут гороховый! Ты б на хозяйку поглядел: губы поджала, напыжилась, чисто столп святой католической церкви! Умора! – Шотландец говорил почти шепотом, но и шепот этот подрагивал от сдерживаемого смеха. – А уж распевал! Ты где этих песен набрался? Научи, что ли! – И он зашелся беззвучным хохотом.

      Пеппо тоже ухмыльнулся, и глаза его замерцали ведьмачьим озорством.

      Сцена и впрямь была сущее загляденье. Уже темнело, когда Годелот в одной рубашке и грязных башмаках ввалился в переполненный трактир, поддерживая на плече руку Пеппо. Тетивщик в расхристанной весте едва переставлял ноги, тяжело обвисая на плече шотландца, то и дело принимался громко и сбивчиво горланить песни самого похабного содержания – словом, по виду был бессовестно пьян. Будь хозяином трактира мужчина, дело могло обернуться иначе, но почтенная старушка с молчаливым неодобрением сгребла медяки с мозолистой ладони шотландца и велела ему немедля уложить подгулявшего приятеля почивать, покуда тот не учинил еще какого-нибудь непотребства.

      Расчет был прост: после событий в Кампано любой военный вызовет у обывателей недоверие. Двое же подвыпивших оборванных мальчишек просто затеряются в потоке посетителей трактира, и уже через час хозяйка даже не вспомнит их лиц.

      Все еще улыбаясь, Годелот шагнул к раскрытому окну и глубоко вдохнул. Все было позади…

      Боль нагрянула внезапно, словно вдруг настигшая волна, что обрушивается сзади на бегущего из бурного моря человека. Сдавила горло, перехлестывая дыхание, впилась когтями в затылок.

      Пока смерть неслась по пятам, то прячась в выжженных руинах, то грохоча копытами за спиной, ему было не до этой боли. Но сейчас азарт борьбы выкипел, мушкет покойно стоял в углу, и можно было наконец перевести дух. Бойтесь этого вожделенного отдыха, изгои, отщепенцы, случайно уцелевшие меж жерновов, перемоловших вашу жизнь. Все мысли, что вы не успели додумать, все чувства, что молча ждали своего времени, выплеснутся в одночасье, будто из забытого на огне горшка.

      Годелот еще и еще раз вобрал в легкие вечернюю дождливую прохладу, сжал шершавую кромку оконной рамы руками, прижимаясь лбом к наличнику. Да, все было позади. Страшный запах пепелищ и ландскнехт с безжалостным клинком. Дальний рокот погони и горечь порохового дыма. Остекленевшие глаза мертвецов и бьющаяся на земле лошадь. Зеленые дубы у старинных стен замка и наставления отца, там и сям пересыпанные не всегда понятными