Бес в серебряной ловушке. Нина Ягольницер

готов утешить вас, святой отец. Нам не понадобится обыскивать всю Италию. Мой незадачливый капрал разобрал, куда парни собрались держать путь. Они направляются сюда, Руджеро. В Венецию.

* * *

      Спустя несколько дней после трагических событий в лесу Кампано Годелот и Пеппо приближались к Венецианской лагуне. Путь был недалек, но беглецы, наученные опытом той кровавой схватки, избегали главного тракта, петляя меж деревень и полей.

      Они очень сблизились за эти дни – памятная ссора в трактире разом переломила что-то в их отношениях. Выплеснутые в запальчивости обвинения разрешились с неожиданной легкостью, словно разом осыпалась невидимая стена взаимных недомолвок и предубеждений. Преодолев этот барьер, кирасир и тетивщик мгновенно сдружились.

      «Ты прав». Этой фразой Пеппо что-то решил для себя, и Годелот сразу почувствовал, как итальянец подпустил его ближе, будто втянул постоянно готовые к бою когти. Теперь их разговоры уже не напоминали шпажный поединок, где каждый кружит вокруг противника, бдительно готовясь отразить удар.

      Они без умолку говорили обо всем на свете, и обоим хватало чем удивить собеседника. Годелот вскоре обнаружил, что Пеппо неглуп, имеет своеобразный кодекс чести и превосходно разбирается в людях. А больше всего удивило шотландца то, что ершистый и неуживчивый тетивщик всегда был готов пошутить и любил посмеяться.

      Слепота спутника поначалу порядком смущала Годелота. Его отчаянно интриговали удивительные умения Пеппо ощущать окружавший мир, но расспрашивать было неловко. Но вскоре шотландец выстроил простую формулу: Пеппо не терпел сочувствия или пренебрежения, однако совершенно не стыдился своего увечья. Он охотно отвечал на вопросы Годелота, сперва осторожные, а затем все более прямые. Без всякого неудобства делился своими приемами, словно под локоть ведя спутника по своему странному слепому миру и открывая удивительные законы, по которым, оказывается, жило все кругом, а Годелот и не догадывался об этом.

      Кирасиру никогда не приходило в голову задуматься, что тело человека куда правдивее его слов. Что звук прерывистого дыхания легко выдает волнение, что лгун чаще облизывает губы, что страх имеет едкий душок пота, а голос всегда меняется, если сочится сквозь улыбку. Что предметы, падая с разной высоты, издают совсем разные звуки, а ветер, спотыкаясь о ствол дерева, делится на два потока.

      Нашлись у Пеппо и другие занятные черты. Он был поразительно умелым притворщиком, мастерски изображал кое-какие болезни, глуповатую наивность и сильный испуг, и Годелоту подчас казалось, что приятель умеет даже бледнеть по собственному желанию. Пеппо знал уйму изящных фраз и выражений самого книжного звучания (хотя сознавался, что некоторые из них почти не понимает) и в то же время владел целым арсеналом виртуозной трущобной брани. И Годелот покатывался со смеху, от души забавляясь фортелями спутника, пока однажды не сообразил, что за неласковая жизнь способна выковать из человека настолько прожженного