Отец лучшей подруги. Жасмин Майер

глаза, как у младенца на моих руках.

      Мама с Юлей живо обсуждают прочие насущные проблемы из жизни младенцев, а я, на миг осмелев, прижимаю к себе светлую макушку Егора.

      Делаю аккуратный и неглубокий вдох. Легкие наполняются неповторимым ароматом сгущенного сладкого молока, банана и детского печенья, которое Егор больше крошит в ладошке, чем ест.

      Гомон музыки и разноцветный хаос перед глазами отступают на второй план. В зеркале во всю стену, у которого когда-то часами тренировалась Юля, я больше не вижу ни маму, ни Юлю, ни горы игрушек.

      Только себя с младенцем на руках.

      Сердце плавится, когда Егор останавливает на мне свои удивительно лучистые зеленые глазки.

      Егор, конечно, похож на Костю, но и на Платона тоже.

      Ведь Платон не настолько стар, чтобы думать, что ни детей, как и жены, у него больше никогда не будет.

      Улыбаюсь Егору, который вместо печенья теперь тянет в рот мои волосы. И представляю, что также могла бы держать на руках собственного сына.

      Платон на пороге комнаты появляется ровно в тот момент, когда я глубоко погружаюсь в свои мечты, позабыв о безрадостном настоящем. Его взгляд безошибочно останавливается на мне, а глазах горят только ненависть и злость, и это не тот теплый прием, на который я рассчитывала.

      От неожиданности, словно он может прочесть мои мысли, в которых я качаю на руках наших с ним детей, чуть не роняю Егора. Это не моя вина, просто юркий малыш тоже замечает Платона. Он вытягивает к нему руки, подпрыгивая в моих объятиях всем телом, и поэтому едва не падает.

      Как по волшебству, Юля оказывается рядом и подхватывает сына.

      – Он такой вертлявый, Лея! Не переживай, все нормально, я держу.

      Какое «не переживай»! Да я в ужасе, что в первую же встречу чуть не уронила ее ребенка на пол.

      – Пора за стол, – сообщает Платон.

      Юля, вместе с сыном на руках и продолжая разговор с моей мамой, направляется к двери.

      Я иду последней, следом за мамой. Платон так и стоит в проходе, но мне ведь нечего опасаться? Не станет же он ничего при всех делать?

      Выйти из комнаты не успеваю.

      Дверь захлопывается прямо у меня перед носом.

      Не теряя ни минуты, Платон находит пульт от телевизора и делает звук еще громче. Теперь, даже если я начну орать, из-за песенки про счастливых животных на синем тракторе меня никто не услышит.

      Отступаю назад, а он, наоборот, идет прямо на меня.

      Не сводит глаз, как будто я и правда могу куда-то деться из запертой комнаты.

      Комната не бесконечная.

      Спиной я упираюсь в стену, а под ногами жалобно вопит какая-то игрушка.

      – И что это было, Лея? Может, расскажешь? А то я теряюсь в догадках.

      Ему не нужно перекрикивать музыку. Он уже так близко, что я отлично слышу его разъяренный голос. Я бы отдала все на свете, чтобы услышать, как он шепчет мое имя в порыве страсти, или говорит, что жизни без меня не мыслит, но мечтам не суждено сбыться.

      Платон вспыльчивый и ненавидит ложь. Я это знала.

      Даже когда на тренировках