Майская ночь, или Утопленницы. Евгений Лукин

как вас… на Красной площади… ну… четвертовали…

      – Четвертовали, да не того… – зловеще усмехнулся старик. – Четвертовали они… Мне Богом суждено до последнего дня клады хранить да от змеев страдать… Ну и чаво он? Этот твой Садовник…

      – Книжку издал, – растерянно сказал я. – «Сказки и предания Самарского края». Песню про вас сочинил… «Из-за острова на стрежень…»

      – А-а… – смягчился, покивал. – Песню слыхал… – вздохнул и добавил сокрушенно: – Раньше-то ее чаще играли…

      – Так что у вас на самом деле вышло? С девушкой этой…

      – С которой?

      – Ну… чья голова…

      А сам подумал: во даю! Допытываться у легенды, как оно все было не по легенде, – до такого еще додуматься надо!

      – С девкой-то? – Совсем закручинился старик, брови свесил. – С девкой оно, конечно, все поиначе… Иду энто я в ту сторону, куды атаман велел, а сам мамыньку с тятенькой споминаю. Не стерпел – заплакал. Малой был ишшо… Тут она. Я слезыньки-то утер, говорю: «Здравствуй, красна девица, перва моя встреча!» Шапку снял, перекрестился, вынул сабельку из ножны…

      – «Взвилася могучая рука с вострою шашкой кверху…» – в восторге подхватил я, вспомнив, как там дальше.

      Оказалось, не так.

      – Ага… – враждебно отозвался старикан. – Взвилася она там! Развилася… Гляжу на нее, на девицу эту – и не жалаю в разбойники. К мамыньке с тятенькой жалаю…

      – Ну? А она?

      – Сперва вроде как спужалась…

      – Вроде?

      – А то! Спужашь таку…

      Замолчал. Почему-то внимание мое привлекла глиняная плошка чуть ли не с тазик величиной, притулившаяся возле одной из бочек. Пустая. Для кого ж это, интересно, поставлено?.. А ведь по преданию один из Стенькиных кладов охраняется большим медведем… Вот только медведя здесь не хватало!

      – Дальше-то что было? – спохватившись, прервал я затянувшуюся паузу.

      – А сам смекай. Обычай каков? Первой встрече, кто бы ни был, голову долой… Ну тут чаво? Тут хитрость одна есть хитрая. Гляжу: шест лежить. Взял я его, смерил в рост девки энтой, что лишнее – от шеста отсек, и ну его в мелку щепу сабелькой крошить… На удачу.

      – А! То есть вы ее как бы… символически?.. Позвольте! А откуда ж тогда голова? Вы ж голову принесли… в плат завернутую…

      – Ты слухай!.. Поглядела – руками сплеснула. «Болезный ты мой! Да куды ж те в душегубцы-то, недовыростку? Чаво те надо? Голову? На…» Береть, слышь, собе за уши – и голову-то, прикинь, с собе сымаеть…

      – Да ладно!.. – вырвалось у меня.

      – Вот те и ладно…

      – А вы?

      Покряхтел, одолевая неловкость.

      – Абдраган вдарил.

      – Кто-кто вдарил?

      – Ужас объял, – угрюмо перевел он на общепринятый.

      – А-а… как же… кровь?

      Замолчал старик. То ли припоминал, то ли придумывал.

      – Кровь была… – решил он наконец. – Но, знаешь, така… засохша уже… «На, – говорит, – отнеси атаману Уракову…»

      – Стоп! – вконец утратив робость, перебил я. – Чем говорит? Она ж