Привидения в доме на Дорнкрацштрассе. Оллард Бибер

засопел еще больше:

      – Этот человек божился, Павел Николаевич.

      – Знаю я цену заверениям твоих снабженцев! – ответил Севрюгин, но достал из кармана еще несколько банкнот и передал Прохору со словами:

      – Все, братец, больше не дам.

      Прохор пожевал губами, спрятал деньги и, застегнув дождевик и натянув капюшон, сказал:

      – До следующего раза, Павел Николаевич.

      Когда за Прохором закрылась дверь, Севрюгин, прикрывая канделябр полой халата, направился в кабинет, произнося на ходу:

      – Согласился, видишь ли. Не будь там для него прибыли, не взял бы этих денег. Знаю я вашего брата.

      Вечером следующего дня супруга спросила Севрюгина:

      – Паша, ты слышал новость?

      – Какую, моя радость?

      – Ограбили церковь Святителя Григория Богослова, что в Богословском переулке.

      – И что же взяли?

      – Ходят слухи, что какой-то золотой канделябр.

      Павел Николаевич вздрогнул.

      – Ну, народец, уже до церквей добрались.

      Супруга помолчала, потом вздохнув, добавила:

      – При этом, сказывали, сторожа убили.

      – Кто сказывал? – раздраженно вскричал Севрюгин.

      – Не знаю. Ходят слухи…

      – Вот видишь, слухи, а ты всему веришь.

      Павел Николаевич быстро прошел в кабинет и запер дверь изнутри. Он взял в руки злосчастный канделябр о четырех подсвечниках и долго на него смотрел. Добропорядочная часть души Севрюгина шептала ему, что надобно бы пойти в полицию и все рассказать, но другая часть души коллекционера и коммерсанта противилась этому. Колебался он недолго: достал из шкафа плотную тряпицу, завернул в нее канделябр и положил в самый глубокий сундук, прикрыв его сверху ненужными старыми вещами. Затолкав, наконец, сундук в самый дальний угол кабинета, Павел Николаевич опустился в кресло и вслух произнес:

      – Если богу будет угодно, все обойдется.

      Он встал, вздохнул и покинул кабинет.

      Шел 1913-й год.

      7

      Знакомая Мартины позвонила через три дня. Она сразу же сказала, что звонит с разрешения господина Вундерлиха, переданного через его знакомую Мартину Хайзе. Представилась она как Катрин Бергер. Голос ее совсем не был похожим на кошачье мяуканье Мартины, а напоминал скорее мягкое жужжание пчелы, несуетно выбирающей цветок для посадки. Сыщик Вундерлих подсознательно отметил, что голос этот принадлежит более молодой женщине по сравнению с его бывшей помощницей. Потом он подумал, что это обязательно так, ведь студентка в возрасте Мартины почти нонсенс. В трубку же он сказал:

      – Да, это так. У меня был разговор с фрау Хайзе. Желаете встретиться или уже передумали?

      – Что вы, господин Вундерлих, конечно желаю. Только не знаю, когда это для вас удобно.

      Последнее жужжание закончилось, и Катрин Бергер замолчала. Макс задумался, перебирая в памяти последние мелкие планы, которые собирался реализовать. Все это было не очень важным и все это можно было отложить. Он уже почти открыл рот, чтобы продолжить разговор, как жужжание