Беременна (не) от тебя. Юлия Гауф

лишь повод дай пострадать. И нашла из-за кого – из-за моего сынка, – дед сплевывает на пол.

      В других эта привычка раздражает, но не в нем. Пожалуй, за всю жизнь я только его и мать любил. И отца, будучи совсем мелким, пока не понял, что сыном он меня не считает.

      – Мама любит его. Больной любовью, одержимой, – неприятно об этом говорить, но и молчать тяжело. – Она меня с ума сводит. Нашла бы уже кого-нибудь другого, и перестала хоронить себя заживо.

      Смотреть противно, как она по отцу убивается: не уважал никогда, не любил, женой не сделал. Просто ведь время проводил с ней все эти годы, а как надоела – ушел.

      Выкинул, как износившуюся вещь.

      И самое отвратительное: захоти отец обратно к ней вернуться – приняла бы обратно. После всего, что было, приняла бы…

      – Оставь Лиану в покое. Лезть в бабскую голову себе дороже, – отмахивается дед. – А с отцом бы тебе примириться, ты у него один.

      Надолго ли?

      Вика – горькая девочка со вкусом ягод на губах. Ей двадцать, и она здорова. Родит отцу хоть десять детей… если я не обрадую семейство «верностью» молодой жены. Жаль, на камеру не заснял, но я до мелочей ее запомнил: шрам на бедре, три родинки на животе…

      … дрожащие от испуганного наслаждения губы, и длинные ресницы, прикрывающие синеву глаз.

      – Он меня не примет, – просто говорю я, ведь уже отболело это неприятие собственным отцом. – Ты не сказал ему, что я в городе?

      – Тимур уехал в Петербург по делам фирмы. Я ему про тебя не говорил, но встретиться вам придется – у меня юбилей, если ты не забыл.

      – И я приглашен, – полувопросительно-полуутвердительно киваю.

      – Да, ты приглашен, – по-стариковски раздражается дед. – Праздник будет у Тимура, там всем места хватит. Что бы он там ни говорил – ты мой внук, а так как я глава семьи – мое слово закон.

      И с этим не поспоришь. Слово Давида Ревазова – закон.

      – Значит, я познакомлюсь с мачехой? – усмехаюсь, предвкушая «сюрприз», который я устрою Вике.

      Она в обморок упадет от ужаса – дрожащая, слабая птичка.

      – Хм, Ратмир, ты ее не обижай – Вику-то, – дед выговаривает строго и чуть смущенно, сам стесняясь неожиданной мягкости, к которой никто не привык – тем более он сам. – Она неплохая, в общем-то, девчонка. Молодая совсем, глупая. Картинки малюет, художничает.

      Изо всех сил сжимаю губы, чтобы злые слова не вырвались: как-же, хорошая девочка! Увела отца от мамы, а затем изменила ему с первым встречным.

      Просто идеал!

      – Я буду паинькой, – произношу то, что хочет услышать дед.

      И, разумеется, это ложь.

      Вот только как мне поступить: рассказать ли отцу, разрушив его жизнь? Пусть возвращается к матери, раз она так любит его и ноги мыть готова.

      Или придумать что-нибудь еще?

      Рассказать я всегда успею.

      – Ладно, дед, мне пора, – поднимаюсь из мягкого, низкого и жутко неудобного кресла, и дед тоже встает, опираясь на любимую трость с набалдашником в виде головы тигра. – Скоро бой, нужно готовиться.

      – Куда уж дальше