Поцелуй смерти. Лорел Гамильтон

не стал договаривать, я договорила за него:

      – Им станет нечего терять, и они могут драться как бешеные. Я бы на их месте так и сделала.

      – Не сомневаюсь, – ответил он.

      – А ты нет? – спросила я.

      Он минуту помолчал:

      – Не знаю.

      – Дать себя убить – труднее, чем кажется, если есть другие варианты, – сказала я.

      – Может быть.

      Голос его был серьезен, что ему не свойственно.

      – Что такое? – спросила я.

      – Да ничего.

      – Я по голосу слышу, Зебровски. Давай, выкладывай, что там такое?

      Он засмеялся, вдруг снова стал самим собой, но слова были вполне серьезными:

      – Просто подумал: хочется надеяться, что ты никогда не окажешься по другую сторону закона.

      – Ты хочешь сказать, что со мной будут обращаться как с не совсем человеком? – спросила я одновременно сердито и обиженно.

      – Нет, и вообще ты хороший коп.

      – Спасибо, но я слышу непроизнесенное «но».

      – Но ты, если тебя загнать в угол, реагируешь как бандит. Мне просто не хочется видеть, что случится, когда ты почувствуешь, что у тебя нет выбора.

      Мы помолчали в телефон – слышно было только наше дыхание.

      – Ты об этом думал уже, – сказала я.

      – Н-ну, – сказал он, и я увидела его пожатие плеч, неуклюжее в плохо пригнанном костюме, – я же коп. Это значит, что я постоянно оцениваю угрозу. Я бы и против Дольфа не хотел оказаться.

      – Я должна быть польщена такой компанией?

      – Он шесть футов восемь, ты пять футов три. Он бывший футболист и штангист, поддерживающий форму. Ты – девушка. Да, должна быть польщена.

      Я задумалась на секунду, потом ответила:

      – О’кей.

      – А отчего это у меня такое чувство, что надо извиниться? Как вот когда Кэти начинает молчать, так по-женски?

      – Не знаю. Зачем извиняться, если правду сказал?

      – И я не знаю, но у тебя тот самый тон, который бывает у Кэти. Я когда его слышу, то понимаю, что сильно ей не угодил.

      – Не можешь же ты сравнить меня с Дольфом, а потом со своей женой, Зебровски?

      – Ты мой напарник, и ты женщина. Похоже, что можно сравнивать.

      Я еще подумала об этом и снова сказала:

      – О’кей.

      – Вот теперь «о’кей» который значит «окей», а не тот «окей», которым женщины говорят: «фиг тебе о’кей».

      Я не могла не засмеяться, потому что он был абсолютно прав.

      – Что ты хочешь сделать, чтобы они заговорили?

      – Есть одна мысль. Мне придется стать злым копом, а тебе вообще копом – серийным убийцей, но у нас примерно двадцать пропавших вампиров, на счету которых уже двое полицейских. Они смылись, потому что знают, если их поймают, они будут ликвидированы на месте.

      – А это значит, что надо найти их быстро.

      – Я думаю, они остальных сдадут, когда мы их допросим.

      – Какой у тебя план, Зебровски?

      Он мне рассказал. Я затихла на несколько секунд.

      – Ну,