Поцелуй смерти. Лорел Гамильтон

зверь в шкафу. А Зебровски будет добрый коп, или хотя бы не такой страшный.

      А мне, чтобы стать достаточно страшной, пришлось достать из джипа вторую сумку со снаряжением. Пришлось пройти среди тел, лежащих на неровных булыжниках. В телевизоре тела накрывают белыми простынями, но в жизни эти простыни не появляются словно по волшебству. У нас всего две «Скорых» было на месте, когда началось, и весь запас простынь, одеял и всего вообще достался живым и раненым, тем, кого можно было спасти. Санитары достали мешки для трупов, но времени упаковать тела пока не нашли. Кто-то из полицейских накрыл мешками, как темными пластиковыми одеялами, самых с виду молодых, похожих на детей. Может, они по возрасту годились кому-нибудь в бабушки-дедушки, но тела будто принадлежали подросткам, максимум – семнадцатилетним юнцам. Взрослые с виду мертвецы, среди которых я шагала, невидящими глазами уставились в небо. Копы отводили взгляд, проходя мимо, будто им неприятно смотреть на мертвецов. Я – смотрела, потому что это были мертвые вампиры, и убивала их не я. Я не удостоверилась, что каждый из них безопасно и окончательно мертв. С вампирами штука хитрая, и даже в больницах с полным набором нужной аппаратуры не всегда легко установить, когда наступает окончательная смерть. Сканирование мозга позволяет говорить лишь о вероятной смерти, да и эта техника для вампиров пока еще в младенческом состоянии. Как можно определить, что нежить перестала жить?

      Я остановилась возле трупа, похожего на идеального дедушку, будто какой-то агент Голливуда выбрал его на кастинге изображать печального и несчастного мертвеца на неровных булыжниках. Может, потом я буду ему сочувствовать, но сейчас меня тревожило, что на теле не видно серьезных повреждений. Пулевая рана слишком низко для попадания в сердце, а голова вроде вообще невредима. То, что я вижу, вампира никак не должно убить.

      – Ты вполне спокойно на них смотришь? – спросил подошедший Ульрих.

      – Вполне, – ответила я, не отводя глаз от тела.

      Он хохотнул как-то очень по-мужски. Я уже знала что он имел в виду: выражал одобрение и удивление. Мужчин всегда удивляет, когда я от них не отстаю. Особенно мужчин постарше. Я выгляжу моложе своего возраста, я женщина, я низкорослая. Тройная угроза самолюбию любого мужчины или его ожиданиям. У Ульриха самолюбие нормальное, а вот ожидания его получили хорошего пинка.

      – Говорят, что ты будешь потрошить тела на глазах у других вампиров. Это правда?

      Я кивнула, все еще глядя на лежащее тело.

      – Помогу тебе занести твои инструменты в помещение.

      Тут я посмотрела на него, и то, что я увидела, заставило меня наклонить голову, будто пытаясь лучше разглядеть блеск его глаз. Он был зол, но той злостью, что наполняет глаза светом и заставляет кровь приливать к щекам. Будь он женщиной, я бы могла сказать: «Тебе идет, когда ты злишься».

      – Твой партнер вне опасности? Выздоровеет?

      Он кивнул, но глаза его сузились, и гнев стал похож на то, чем и был: на ненависть. Он был заточен на вампиров