Прошедшее время несовершенного вида… и не только. Гриша Брускин

план. Пока папки нет, можно мы с ней у него в кабинете упадем? – уточнив с уважением, что она – кандидат наук.

      Отпросился на горшок

      У меня была ученица по имени Света.

      Один раз Света пришла заплаканная и в отчаянии рассказала, что муж, занявшись нелегальным бизнесом, влип в историю. Ему угрожают жизнью семьи. В милицию идти нельзя.

      Мы вспомнили о Лехе.

      Он пришел в тот же вечер.

      На вопрос Алеси, куда пропал, поведал:

      – Тут ко мне пришли. Я отпросился на горшок и съел записную книжку. А может, они захотят и к тебе прийти: здесь у тебя Набоков, а тут – Солженицын, а ты лежишь, играешь на гитаре и куришь анашу.

      Пусть думают, что они – Мересьевы

      Света с непутевым мужем Лехе не понравились.

      Тем не менее, узнав, от кого исходят угрозы, предложил найти злодеев.

      – И что? – спросили мы.

      – Скажу: не троньте Борю, а то я огорчусь, – ответил Леха. – Или привезу и велю ползти по полу. Пусть думают, что они – Мересьевы. Или отправлю в Шушенское учить устав КПСС.

      В конце был упомянут Коля Каблук, который уладит дело.

      Больше бизнесмена никто не трогал.

      Динозавр

      Я прилетел из Нью-Йорка в Москву и позвонил Лехе.

      Мы встретились.

      На прощание, протянув мешок с хохломой в подарок, он сказал:

      – Гриша, динозавры вымерли, но я остался. Если что надо будет – позвони.

      «Телега»

      В 1983 году Союз художников Литвы пригласил меня совместно с художницей С. Богатырь сделать выставку в Вильнюсе.

      Прогрессивный председатель СХ Тальберг дал разрешение. Вернисаж состоялся в конце июля.

      В Книге отзывов появились противоречивые записи зрителей: от восторгов («Спасибо художнику – я могу теперь идти по жизни с гордо поднятой головой». Шапиро) до откровенных угроз («Г-н Брускин, снимите свои работы и скорее уезжайте к себе домой, пока вас не арестовали». Литовка).

      Спустя неделю зав. идеологическим отделом ЦК компартии Литвы тов. Шепетис посетил выставку и, возмутившись увиденным, распорядился ее закрыть. Одновременно он направил в МК партии «телегу».

      Горком, пожурив правление Московского отделения СХ за идеологический просчет, предписал «принять меры».

      Руководство Союза художников вызвало меня на товарищеский суд, потребовав, по наводке литовского идеолога, представить улики – картину «В красном пространстве» и Книгу отзывов.

      Перекроив предварительно Книгу отзывов и вырвав страницы с угрозами и обвинениями, а также вписав «хорошие» отклики, я явился на судилище. Началось представление, достойное пера Ионеско.

      Человечество в опасности

      Начальство не было уверено, что именно мне следует инкриминировать – сионизм или антисоветизм.

      Решили вменить и то, и другое.

      Все члены суда были художниками-бюрократами. Они потребовали объяснить содержание картины и ее красный фон.

      В ответ я промямлил что-то по части общечеловеческого.

      Тогда один партийный босс заметил, что это –