Жена башмачника. Адриана Трижиани

деревушках свои правила насчет ухаживания. Мысль о том, что кто-нибудь из соседей увидит, как она в открытую целуется с мальчиком, мигом привела Энцу в чувство. Как обычно, рассудок возобладал над склонным к романтике сердцем.

      – Но ты же любишь другую, – сказала она, найдя предлог, чтобы отстраниться и сделать шаг назад.

      – Сестра Тереза сказала, что, когда одна разрывает твое сердце, тут же находится другая, которая его штопает.

      Энца улыбнулась:

      – Я лучшая швея в Скильпарио. Тебе любой скажет. Но даже я не смогу починить твое разбитое сердце. Мое собственное разбито, ты же знаешь.

      Она взбежала по ступенькам дома священника и позвонила в колокольчик. Чиро поспешил за ней.

      Им открыл отец Мартинелли. В дверном проеме он казался куда меньше, чем утром в алтаре. Белое облачение и золотая стóла[35] делали его похожим на великана, но в черном подряснике он съежился до размеров пресс-папье.

      – Ваш покров, дон Мартинелли.

      – Va bene. Buona sera[36]. – Дон Мартинелли начал закрывать дверь.

      Чиро вставил ногу в щель:

      – Игнацио Фарино сказал, что вы заплатите мне две лиры.

      – Ты очень дорогостоящий могильщик.

      Священник пошарил в кармане и вручил Чиро две лиры.

      Чиро вернул ему обратно одну:

      – На храм.

      Дон Мартинелли взял монету, крякнул и закрыл дверь.

      – Как щедро с твоей стороны, – заметила Энца.

      – Не думай обо мне слишком хорошо. Такова была сделка, – ответил Чиро.

      Энца посмотрела в небо – по лиловому своду тянулись светящиеся прожилки, будто золотое шитье. Эти прекрасные небеса встречали душу ее сестры.

      – Где ты оставил свою лошадь? – спросила она.

      – Я пришел пешком.

      – Из Вильминоре? Ты не сможешь возвращаться в темноте. Тебя задавят, если не хуже.

      Рядом сопел Спруццо.

      – А как насчет твоего пса?

      – Это не мой пес.

      – Но он ходит за тобой повсюду.

      – Потому что я не могу от него избавиться. Он привязался ко мне по дороге. И я имел глупость накормить его.

      – Он выбрал тебя. – Энца присела, чтобы погладить Спруццо.

      Чиро опустился рядом:

      – Я бы предпочел, чтобы меня выбрала ты.

      Энца смотрела в глаза Чиро и не могла решить, говорит ли он комплименты всем подряд или она ему действительно нравится. Наверняка он не первый, кто пользуется девичьим горем, но Энца решила, что должна доверять тому, что видит, а не предполагать худшее.

      – Ты знаешь, эта церковь названа в честь святого Антония Падуанского, покровителя потерянных вещей. Это знак. Спруццо потерялся, нашел тебя, и это было не случайно. Ты избран и должен оставить его себе.

      – Иначе что?

      – Иначе святой Антоний покинет тебя. И когда ты будешь в нем больше всего нуждаться, когда сам потеряешься, он не поможет тебе отыскать дорогу.

      Энца так говорила о святых, что Чиро почти хотелось

35

Часть облачения священника, шелковая лента с вышитыми на концах крестами, спускающаяся до колен.

36

Добрый вечер (ит.).