Знаменосец. Александр Строганов

ответил, не задумываясь:

      – Да, собственно, ничего.

      – И что это значит?

      – Ничего не значит.

      – И что дальше?

      – Скорее всего, ничего. Во всяком случае, ничего особенного.

      Что наше тело кроме боли и вожделения? Маленький анатомический театр в ожидании представления.

      Кулик сказал:

      – Не будет послабления. Покамест. Святые не оживут и не протянут нам руки. Да только узнаем ли мы их? Что, если они выглядят совсем не такими, как их изображают на иконах?

      Ночь. Сладкий недуг и горький недуг. И так и этак.

      Ночью мы во множестве и сами множество.

      Если довериться ночи, до себя уже дела нет.

      Сон разобран на льняные пряди и жемчужные слезки. Сюжет небытия.

      Большая вода.

      Кулик сказал:

      – А вы еще и романтик?.. Дело – швах.

      Но можно завернуться в газеты. Один пациент из наших спасался тем, что оборачивал себя газетами и перепоясывался бечевкой.

      Есть и такой способ.

      – Знавал я одну парочку из Затона, – улыбнулся знаменосец. – Они собирали подковы на счастье. Нет более бесполезного занятия.

      Смех

      Кулик сказал:

      – Уж посмеяться-то, мы завсегда горазды. И над собой. Легко.

      Мораль

      Кулик сказал:

      – Небо невесомое, а тело тяжелое. Как совместить? Однако придется, и чудо будет явлено ко всеобщему удовольствию и восторгу.

      Да, чудес не счесть.

      Вот он, вывод, и вот она мораль.

      Можно было бы больше ничего не писать. Да уж написано.

      Метафизика

      Кулик сказал:

      – Многое переменилось. Не все, конечно, но многое. Я от этого болею немного. А вы?

      – В моем случае перемены как-то проходят мимо.

      – Это вы так думаете. На самом деле вы ими поражены как прыщавый юноша прыщами. Мы все поражены в той или иной степени. Подобие проказы. Учитесь смотреть правде, даже самой горькой правде в глаза. Вы обязаны, ибо талантливый человек.

      – Какое там?

      – Я талант чую как собака. Так что не спорьте. Но гордиться здесь нечем. Талант – обуза. Порицаем всегда и повсюду. В большинстве случаев. Повседневность как может талантам сопротивляется. При малейшей возможности погубит… Поверхность обыденного должна быть гладкой. Без наростов и шероховатостей… Возьмите куст ракиты или, лучше, одинокий дуб. Пусть ему и тысяча лет, он – изгой, изгоем и будет, покуда не засохнет. А засохнет он непременно. Ибо гармония будней торжествует всегда. И ветры разметают прах его по сусекам и папертям… Кот ученый тоже из неприкаянных. И Пушкин сам. История показала. Где поэзия – там кровь. Часто… Вообще, крови много. И в нас, и вне нас. Кровяные шарики, кровяные тельца, лужицы, реки крови… Вот вам и любовь, что с кровью так удачно рифмуется. Не замедлила себя ждать. Нечего удивляться, когда тебе пятнадцать лет или двадцать лет. Или сорок