Новая Никея. Алексей Недосекин

льется по городам. Потому что поверх этой крови встает новая ложь, темнее прежней. Думаешь, кто мне шесть лет не давал проходу, запрещал сочинять и издаваться? Папа? Никак нет! Все те же протестантские морды… И все те же костры смердят горелым человечьим мясом, и все тех же ведьм жгут, все те же святые праведники. Что изменилось- то?.. Прости, больше не буду.

      Но Лютер! Я перелистываю, справа налево, слева направо, так беспорядочно шебуршу страницами, словно бы в расчете на то, что за меня это прочитает кто-то другой, а я – просто восприму, без усилий. И тут случайно мой взор падает на кусок из Лютерова комментария на Послание к Галатам. И вот что я читаю:

      "Все пророки видели в духе, что Христос будет величайшим разбойником, прелюбодеем, вором, нечестивцем, богохульником – больше которого никогда никто в мире не был".

      И дальше о том же:

      "Бог послал Своего Единородного Сына в мир и возложил на него все грехи, говоря: Ты – Петр, тот, который отрекся; Ты – Павел, насильник и богохульник; Ты – Давид, прелюбодей; Ты – грешник, съевший яблоко в раю, Ты – разбойник на кресте, Ты тот, кто совершил грехи всех людей".

      И тут я сделался словно бы больной. Сперва, в ту же секунду – я простил Лютеру все, за эти его великие слова, все беснование, всю кровь и все костры. Ибо он изрек истину такой силы, которую до него не изрекал никто. Потом я закрыл книгу, надел башмаки и вышел из дому. Я шел, куда глаза глядят, не разбирая дороги, за городские ворота, в поля. Мне надо было остаться одному, чтобы справиться со всем этим, чтобы переварить, вместить, усвоить. Я словно бы взял себе за пазуху горящие уголья. И теперь их следовало тушить, чтобы не сгореть самому.

      Громыхнуло в небе, пошел дождь. Я завидел одинокое дерево посреди ржи, спрятался под его кроной. Гроза быстро прошла, вышло солнце. А я так и остался сидеть под деревом. Редкие капли падали с ветвей, прямо мне за шиворот. Но мне это даже нравилось. Словно бы охлаждение посылал мне Господь, на мой воспаленный ум.

      Мне надлежало прокомментировать Лютерову мысль. Для начала, самому себе. Да, Христос рождался не на ложах царских, но в хлеву. Посылался – не праведникам, но грешникам. Излечивал – не здоровых, но больных. Умирал – не на царском одре, коего заслуживал сверх всякой меры, но на кресте, распятый меж двумя разбойниками. Он был Агнец, взъемлющий на себя все грехи мира. Но что это означает фактически – принять грехи? Означает вот что: сделаться тем, кто грешит, войти в эту грешную вонючую шкуру. Безгрешному – унизиться до греха. Зачем? Чтобы избыть этот грех – Собою – изнутри грешащего человека.

      Пока складывается, пойдем дальше. Кто грешит? Христос? Нет, но человек, в недрах которого живет Христос, как некая альтернатива безгрешия. Христос входит в человека, как Младенец рождается в коровьи ясли. Христос обитает в человеке – и терпит смрад греха, совершаемый человеком по доброй воле. Христос не имеет власти запретить человеку грешить, ибо человек свободен в своей воле. Но Он имеет власть, как Врач, пособствовать исцелению человеческому, коли человек,