Ты мой ненаглядный! (сборник). Ирина Муравьева

все, что есть, получаю пакет.

      – Ты спрячь его, спрячь! Вот так, в сумочку. Глубже! Постой, дай я первая выйду. А ты посиди тут. Спусти потом воду.

      Минут через пять поднимаюсь наверх. О, Господи: свет! Это – вечное чудо.

      Тридцать первого у меня гости. Заморское платье скрипит при ходьбе. Налезло с трудом, но налезло. (Не знаю, как вылезу, время покажет!) Готовлю по книжке салат «оливье», читаю: «Нарежьте два крупных яблока». Бегу в овощной на углу.

      Продавщица сизыми, как сливы, толстыми пальцами ныряет в бочку с огурцами.

      – А что же кривые-то, дочка?

      – Прямые все съели!

      – Да ты не сердись! Дашь попробовать, дочка? А то я вчера рано утром взяла, куснула один, так горчит, окаянный!

      – «Горчит» ей! На то огурец, чтоб горчить! Не нравится, так не берите! «Горчит» ей!

      – Да как «не берите»? Сватов пригласили!

      – Пакет у вас есть? Он дырявый небось?

      – Зачем же дырявый? Он новый, пакетик…

      – Рассолу налить?

      – Ой, спасибочки, дочка!

      На яблоках – темные ямки гнильцы. Мороз наполняет мой бег звонким скрипом.

      Дома напряжение счастья достигает такой силы, что я подхожу к окну, отдергиваю штору и прижимаюсь к стеклу. Все небо дрожит мелкой бисерной дрожью. Одиннадцать. Первый звонок. Три сугроба в дверях: подруга Тамара («Тамар» по-грузински!), любовник Тамары Зураб Бокучава, а третий – чужой, и глаза как маслины, залитые скользким оливковым маслом.

      – Зна-а-комтэс, Ирина. Вот это – Георгий. В Тбилыси живет.

      – Ах, в Тбилиси! Тепло там, в Тбилиси?

      – В Тбилыси вчера тоже снэг был, но теплый!

      У Томки с Зурабом – совет да любовь. Аборт за абортом. Зураб презирает метро, ездит только в такси. Пришлют ему денег, так он, не считая, – сейчас же на рынок. Накупит корзину чурчхелы, киндзы, телятины, творогу, меду, соленьев. Неделю едят, разрумянившись. Вволю. Гостей приглашают. Те тоже едят. Хозяин квартиры – второй год в Зимбабве, хозяйские книжные полки редеют: Ги де Мопассана, Майн Рида, Гюго снесли в магазин «Букинист» и проели. Зимбабве воюет, не до Мопассана.

      Промерзшие свертки – на стол.

      – Ах, коньяк? Спасибо! А это? Хурма? Мандарины! Вы что, только с рынка?

      – Зачэм нам на рынок? Вот, Гия привез.

      – Садитесь скорее, а то опоздаем! Пропустим, не дай Бог! Бокалы-то где?

      Летаю, как ветер, не чувствую тела.

      Звонит телефон. Беру трубку. Акцент. Но мягкий, чуть слышный.

      – Ирина?

      – Да, я.

      – Я к ва-ам сейчас в гости иду. Где ваш корпус?

      Зураб привстает:

      – Это друг, Валэнтин. Хадили с ним в школу в Тбылиси. Нэ против?

      – Ах, нет!

      – Пайду тагда встрэчу. Мы с Гией пайдем.

      – Зачэм я пайду? А Ирине па-амочь?

      – Ах, не беспокойтесь!

      – А што там на кухнэ гарит? Што за дым?

      – Какой еще дым?

      – Нэ знаю, какой, но я нюхаю: дым. Хачу посмотрэть. Пайдем вмэстэ, па-асмотрим.

      На кухне целует в плечо.

      – Да вы что?

      Вздыхает всей грудью, со стоном:

      – А-а-ай!

      Грудь