Куба – любовь моя. Владимир Морозов

на смеси английского с немым я объяснил ей, что, если мистенки еще продаются на устраивающее нас время, ей надлежит приобрести их в количестве двух штук и возвратиться сюда, ко мне. Да, и, конечно, позвонить маме, чтобы она успела сдать билеты на Братиславу или обменять их на более поздний срок.

      – Дуй скорей. Одна нога здесь, другая там, – добавил я по-русски, дал ей сто крон и ободряюще улыбнулся на прощание.

      Оставшись один, я хотел было уже слегка покемарить, сидя на скамейке, но вспомнил, что уже сутки толком ничего не ел. Вернее, вспомнил, конечно, мой желудок. В ближайшем лотке я купил хот-дог и чашечку кофе. Через шесть секунд, догладывая последний кусок первого хот-дога, я купил второй, отдышался и благопристойно встал у стойки. Теперь можно было и посмаковать. «А ведь черная полоса невезения должна когда-нибудь и закончиться, – оптимистически подумал я. – Может быть, с приходом Мартины?»

      Мартина прибежала через полтора часа, припудренная, с обведенными тушью сияющими глазками. Радостно сообщила, что взяла два места на двенадцать часов сорок девять минут, схватила меня за руку и потащила в кафе.

      – Я хочу тебя угостить, – сказала она.

      – Я уже поел. Вон там, у палатки, – засопротивлялся я.

      – Нет, нет, ты большой, тебе надо много. – Она даже притопнула ножкой.

      Кафе включало в себя большой ларек на подиуме и штук шесть столиков вокруг него. Мартина усадила меня за свободный и пошла заказывать угощение. Мне стало неловко. «Позвонила бы маме и уехала себе преспокойненько на одиннадцать сорок, а то связалась, понимаешь, с престарелым авантюристом», – самокритично подумал я.

      Мартина не заставила себя долго ждать. Передо мной она поставила большой бокал с соломинкой и картонную тарелку с четырьмя небольшими бутербродами. Все бутерброды были разные, но включали в себя, как основу, горку салата, обильно пропитанного соусом, и множество других аппетитных вещей в различных количествах, пропорциях и формах: тоненькие кусочки колбасок и ветчинок, завернутые в трубочки ломтики острого сыра, дольки лимона, листики красной капусты и салата, перчик в форме цветочка, зелененькие перышки лука и даже шпротина или квадратик балыка. Вся эта пирамида крепилась на хлебце тонкой, заостренной с одного конца, деревянной палочкой, а все сооружение больше походило на какое-нибудь экзотическое пирожное, чем на бутерброд. Себе она принесла мороженое и стакан ярко-желтого, как взбитый яичный желток, джуса.

      Я потянул из своего бокала. Там оказалось виски, разбавленное содовой водой.

      – Ой, Мартина! – погрозил я ей пальцем. – Зачем ты это? Зачем, говорю! Я бы сам мог купить. Сам! Понимаешь?

      Я беззастенчиво врал. Виски, тем более в кафе, было здесь очень дорого, и я никогда бы не позволил себе этого. Конечно, потеря нескольких долларов никак бы не повлияла на наше с Сергеем положение. Но все же!

      – Ты бизнесмен? – спросила она по-английски, а потом по-русски: – Что ты здьесь дьелаешь?

      – Я крестный отец русской мафии, – сказал я и сделал зверское лицо.

      Мартина