Твоя капля крови. Ина Голдин

там в глупой песенке, которую пела Ядзя? «И никто не узнает, где могилка моя…»

      Не узнает. Князь Белта уехал в Бялу Гуру и там исчез. И неясно, по какую сторону границы. Цесарский советник с соколом на гербе, будь он неладен. Этого хватит, чтоб поджечь солому.

      – Простите, господа, – сказал Стефан, делая шаг назад, к лошадям, – но у меня сейчас другие планы.

      Те не шелохнулись.

      – Феликс, – сказал монах. Будто собаку натравливал.

      Феликс кинулся. На сей раз Стефан этого ждал, ступил в сторону и тут же, не давая мальчишке опомниться – в атаку. Нечего ждать, со Стацинским дождешься, пожалуй… Второй раз он вряд ли попадется на тот же крючок… не попался. Парировать. Еще.

      – Пан Стацинский, в прошлый раз я вас пожалел, но, видит Матерь, вы становитесь навязчивы…

      – Вы… не совсем правы, князь. – Улыбка совсем дикая. – Это я вас пожалел, и вы… об этом знаете.

      Неужто и сам Стефан был таким же наглецом лет в семнадцать? Тогда неудивительно, что воевода долго не вытерпел…

      А в глазах у Стацинского было желание убивать. Голое, неприкрытое. Возможно – за братьев и отца. Возможно – за ту заброшенную могилу за оградой кладбища. Но ясно: насытиться убийствами брату-анджеевцу еще не дали.

      Замедлиться. Сделать вид, что устал. Задыхается.

      – Пан Стацинский, в той могиле – ваша сестра? Это вы ей носили цветы?

      Юнец втягивает воздух, сбивается с ритма – на миг, но этого хватает. Короткий удар в голову – мальчишка валится в траву, тихо, как срубленное дерево.

      – Отойдите, – говорит Стефан двум другим. – Достаточно. Не хочу драться с божьими людьми.

      Крупный мягко смеется – зубы такие белые, что в темноте сверкают. Стефан еще успевает пригнуться, уходя от удара кривой сабли, – когда Ротгар успел зайти сзади?

      – А ну иди сюда, нечистое семя. – В голосе должен бы звучать гнев, но его там нет – вообще нет эмоций. Анджеевец теснит Стефана подальше от дороги, от лошадей. В открывшемся вороте у него Белта видит тот самый медальон – а потом уже не видит ничего, кроме пляшущих лезвий. Сабля ходит размеренно, как мельничный жернов. Стефан задыхается – уже непритворно. Анджеевец быстрее, опытнее Стацинского; это вам, князь, не с детьми сражаться… Просто, без изысков, неутомимо. Смертельно.

      Земля скользит под ногами. Только бы не оступиться, только бы…

      Он забыл про третьего. Отступив – почуял его за спиной, рванулся в сторону.

      – Смиритесь. – Голос как сквозь вату в ушах. – Смиритесь. Хватит. Умрите человеком.

      – Князь, с двоими вам все равно не справиться, это глупо…

      Он сумеет. Их всего двое. Отойти к дереву, быстрее… не пускать за спину… что ж он так устал, рука еле движется, а эти двое как заведенные…

      И солнце светит с медальона, слепит, яркое, безжалостное…

      Пот залил глаза, и Стефан не сразу увидел, как пикирует сверху что-то черное, крупное, вклинивается между ним и анджеевцами. Будто клок ночного неба оторвался и слетел на землю. Монахи