Восемьсот виноградин. Лаура Дейв

Бобби талант появляться в тот самый момент, когда мне срочно нужно выплеснуть на кого-нибудь негодование. Может, именно поэтому мы не ладим?

      – Ты почему дома? Кстати, не можешь выйти замуж, скажем, минут через десять? У меня имеется два симпатичных и очень нетерпеливых мальчика, которые жаждут подносить кольца.

      Я по-прежнему стояла с папками в руках, так и не поздоровавшись.

      – Ты знал?

      Я показала брату договоры. Его улыбка тут же исчезла.

      – Знал о чем?

      Бобби запустил обе руки в свои светлые кудри – такие же, как у мамы. Он считал, что они придают ему ангельский вид. На самом же деле ангельский вид ему придавали обгрызенные ногти. Бобби грыз их с детства, и это нравилось мне в брате больше всего.

      – Мама с папой продают виноградник, – объявил он таким тоном, словно это нечто само собой разумеющееся – словно речь о машине.

      Я села, раскрыла папки и попыталась разобраться, далеко ли зашли переговоры. Увы – на последней странице уже стояла заверенная подпись отца, а рядом – подпись некого Джейкоба Маккарти, исполнительного директора винодельни «Марри Грант».

      – Папа не хотел сообщать тебе до свадьбы.

      Бобби стоял слишком близко – подмывало чем-нибудь в него запустить. На глаза попался банановый кекс…

      – Что это случилось с бумагами? – поинтересовался брат, нервно покусывая ноготь.

      Я слегка отодвинулась.

      – Чего ты расстраиваешься? Все отлично. Отцу больше не придется работать. «Марри Грант» сделала ему такое предложение, какое получают только раз в жизни.

      – Ты хоть соображаешь, что говоришь?

      – По-моему, это ты не соображаешь, что говоришь.

      Если бы взгляд мог убить, я бы его убила. Прямо на месте. В этом весь Бобби. Холоден и логичен, как робот. Иногда он упражняется в проявлении чувств, – может, например, уронить на свадьбе одну скупую слезу, – но никогда не отдается им с головой. Именно поэтому Бобби достиг такого успеха в бизнесе. Именно поэтому не умеет проявлять интерес к чему-либо еще.

      – С каких это пор родители думают о прибыли? – набросилась я на брата.

      – Да все о ней думают! И вообще, на меня-то зачем кричать?

      – Я не кричу!

      – Нет, кричишь!

      – Вы оба кричите.

      Мы обернулись: на пороге стоял отец, одетый в джинсы с футболкой. Он выглядел моложе своих лет – загорелый, с густой копной темных волос, липнущих к потному лбу. В руках у него были термос и банка с виноградом.

      Я уронила папки на стол – прямо на мокрую кучу бумаг.

      Отец тут же почувствовал мое напряжение. Он не стал спрашивать, когда я приехала и что мне известно о них с мамой. Он сразу все понял и уже пытался придумать, как бы меня утешить.

      – Папочка! – Я не называла его так с самого детства. – Пожалуйста, скажи, что это неправда!

      Отец стиснул плечо Бобби вместо приветствия, сел рядом со мной и поставил банку с виноградом на стол. Потом обнял меня и поцеловал в макушку.

      Выждав