Визит к архивариусу. Исторический роман в двух книгах. Лев Аскеров

Завидев арбу и идущего рядом с ней Ага Рагима, державшего за гриву одну из лошадей, он бросил ложку и стремглав кинулся к нему навстречу.

      – Балаш! Поросенок! – вскрикнул ему вслед, обрызганный вареньем Якутин.

      А мальчик, остановившись в нескольких шагах от рыбака, замер и, вытаращив глазенки, не мигая, заворожено уставился ему в лицо. Ага Рагиму, аж, стало не по себе. «Неужели зов крови?» – промелькнуло в голове.

      – Здравствуй, мальчик! Как зовут тебя? – спросил он.

      А мальчик, не отрывая глаз от лица его, продолжал молчать.

      – Ай-яй-яй! Как невежливо! – кивнув рыбаку, с увещевающей укоризной выговорил подошедший Николай.

      – Этого проказника зовут Балаш, – показывая на свою белую майку с каплями варенья, сказал Якутин.

      – Салам, ами10, – наконец пролепетал он, опять-таки не отводя глаз от него, что явно смущало рыбака.

      И вдруг вскинув указательный пальчик, спросил:

      – Что это у тебя за шапка такая?

      Таких мальчик ни у кого и никогда не видел. Это была смелая вещица. Он вещи, как и людей, по малопонятным и только им придуманным признакам, делил на смелые и трусливые, добрые и вредные. Вот тарелка, например. Она добрая, но трусливая. Боится упасть и разбиться. А половник и ложка вредные. Иногда они, правда, бывают хорошие…

      Значит, это не кровь узнала кровь. Пацаненка, догадался рыбак, поверг в изумление его головной убор.

      – Это шапка – зюйдвестка… Ее носят капитаны морей и океанов. Я тебе о них рассказывал, – стал объяснять Якутин.

      – Так тебе нравится моя шапка? – хмыкнул Ага Рагим и, стянув ее с себя, протянул ему.

      Мальчик зарылся в нее лицом. Она точно смелая вещь. И пахнет по-особенному. Даже не пахнет, а дышит. И, зажмурившись, малыш сказал:

      – Она как живая.

      – Это гилавар11 в ней спит. Ветер такой. Послушай… Слышишь? Ворочается и ворчит.

      – Ворчит, – соглашается мальчик.

      – Потому что недоволен. Он любит дразнить море. А я не разрешаю. Здесь его держу. А когда нужно, встряхну зюйдвестку – и он вылетает на волю. Как расшалится, я его снова сюда.

      – Как дразнит?

      – Играет с ним. Щекочет. Когда тебя щекочут, ты дрыгаешь ногами, хохочешь. А море так расхохочется, что нам, рыбакам, не до смеха.

      – Выпусти его. Он меня не слушает.

      – Здесь нельзя, – убеждает Ага Рагим мальчика. – Гилавар только у моря может жить. В Балаханах он погибнет. В мазуте завязнет. Задохнется среди этих вышек… Приедешь ко мне, там, у моря, сам выпустишь его погулять.

      Степь дышала парным молоком. Ее дыхание стлалось по-над сизой полынью и по-над темными кустами колючек. Не остывший за ночь песок пах теплым коровьим выменем. От сельских домишек, плывших вместе с дымкой в едва мерцающую синеву занимающегося рассвета, неслись очумело ликующие крики петухов. Они всегда так заразительно радостны. Так, черт возьми, будоражат, что мысли об усталости, отдыхе и сне начисто исчезают. «Вдохновенная птица», – запустив пятерню

10

Салам, ами – (с азерб.) «Здравствуй, дядя»

11

Гилавар – местное название дующего с юга легкого ветерка