Магические очки. Иван Штевен

хозяйке, посмотрел на Сашу, и мысленно сравнил, что она как живая красавица, прелестней покойной Сусанны!

      – Вот, сударь, еще оригинальная картина! Я не могу видеть её без досады, хотя она в своем роде единственная. Извольте смотреть сами и не требуйте моего суждения.

      Я увидел старика с дочерьми в натуральную величину; он казался живым; лоб и голова его лоснились и составили симметрию красному носу, багровым щскам, и…

      – Вы засмотрелись на Лота? – спросила г-жа Сенанж.

      – Сударыня! По неопытности я не могу судить правильно; но эта картина мне кажется превосходной! Художник выразил страсти совершенно; нельзя выразить натуральнее действие вина на старика, и…

      – Прекрасно, Антоний! Наконец-то вы стали словоохотливы и сделали замечание, как опытный муж. Теперь посмотрите на Амура и Психею; они стоят внимания знатока. Посмотрите, как прекрасен бог любви! Тонкая пелена едва прикрывает часть тела несравненной белизны; по черным, длинным ресницам можно догадаться о прелести глаз, сомкнутых сном; светло-русые волосы локонами падают на грудь, колеблемую тихим дыханием; ямочка на щеке, – это место любовь поцеловала при рождении. Приятная улыбка украшает лицо, покрытое румянцем, – розы уступают ему в живости; он, кажется, простирает руки обнять милую жену свою. Теперь посмотрите на прекрасную Душеньку-Психею с кинжалом и лампадою в руках; она может спорить в красоте с богинею любви! Какой восторг на лице её! Она не может насытить взоров прелестями супруга. Смущённая сестрами с пагубным оружием и роковым светом, Душенька страшилась увидеть чудовище, а увидела бога любви!

      – За Душенькой следует Лукреция, героиня древнего Рима. Здесь изображен труп её; он выставлен для возбуждения к мести. Взгляните на лица: жестокость и мщение выражают бypю, готовую обрушиться на повелителя верховной власти и виновника смерти Лукреции. Обезображенная кинжальным ударом и с открытою раною в груди, она еще сохранила остатки величия и гордость, противоположную страсти дерзкого оскорбителя.

      Моя путеводительница стала поворачиваться с усмешкою сказала:

      – Стихотворцы слишком превозносят поступок этой гордой красавицы. Я не знаю, зачем Лукреция поразила себя кинжалом? Она…

      Тут вошла сутуловатая, косоглазая ключница и шепнула несколько слов своей госпоже.

      – Хорошо, – отвечала та; – вели запереть все двери и отказывать приходящим.

      – Теперь, любезный Антоний, мы оставим до времени картины; еще осталось две комнаты; в одной труды Грота, лучшего художника, в изображении животных; в другой – разные карикатуры, эстампы, в том числе и ваши… но дверь в последнюю может быть отперта только истинным друзьям моим, в скромности которых я уверена, и надеюсь, что после ужина Антоний вступит в число их. Теперь скажите мне откровенно ваше мнение о картинах без всякой лести.

      – Сударыня! я слишком молод, чтоб судить о лучшем художестве. Рассматривать, удивляться, питать надежду несколько