Этажи. Олег Савощик

Лев хотел выставить соседа за шкирку, ведь за нарушение сухого закона разговор с ликвидационным Корпусом короткий. Но любопытство… Любопытство на старости лет вытеснило осторожность.

      Митяй таскал серую плесень и Самосбор разбери еще какую гадость. Где только брал? Вонища действительно стояла жуткая, но продукт вышел отменным. Наконец и Лев Николаевич зажил под самую пенсию: выменял почти новую арматуру для сливного бачка, ел досыта и на куреве больше не экономил.

      Пока однажды, взявшись варить без Митяя, не напортачил с охлаждением.

      Пламя слизало брови с лица. Лев Николаевич не помнит, как выползал из задымленной квартиры. Пожар тушили всем этажом, но там все выгорело подчистую. Митяй что-то кричал Льву в ухо, звон после взрыва никак не хотел пропускать слова.

      Первую мысль – задушить Митяя – Лев отбросил, пусть и с неохотой. Все же сам виноват. Следующая мысль вытеснила все эмоции.

      Порча казенного имущества, самогонный аппарат, общественная опасность… На уши подняли бы весь этаж, и если Дмитрию Коробкину удалось бы даже откреститься от оборота запрещенного спирта, то вот об отсутствии трудовой узнали бы в любом случае. Тунеядцам та же дорога, что и самогонщикам.

      Лев Николаевич сидел на задымленной лестнице и вытирал сажу с лица. Смотрел на побледневшего Митяя, который никогда не упускал своего и все потерял. Последняя мысль пришла к ним одновременно.

      «Бежать».

      …От воспоминаний Льва Николаевича отвлек звонок в дверь. Синицын пошел открывать.

      – Хороша бражка. – Митяй покрутил стакан в руке. – Но мы лучше делали. Надо будет конфисковать…

      Лев не ответил.

      – Николаич, это к вам, – крикнул Валера из прихожей. – Юлька это, соседка наша. Говорит, дело есть.

      Узел галстука будто стал туже. Лев почему-то сразу догадался, о ком речь.

      – Часы приема окончены, – прочистив горло, сказал он. – Пускай изложит в письменном виде.

      Еще несколько секунд до кухни долетал лишь приглушенный голос из коридора, но смысл слов различить было невозможно.

      – Говорит, срочное дело. И вода у нее есть, если вам помыться охота.

      – Иди, иди. – Митяй пнул Льва под столом и лукаво подмигнул. – Может, и спинку потрет.

      Лев Николаевич медленно поднялся с табуретки. Дурное предчувствие кололо кожу, как грубый рабочий комбез на голое тело, отдавалось слабостью в ногах.

      – Не упускай свое! – бросил Митяй ему вслед.

      И рассмеялся.

      III

      Первое, на что Лев Николаевич обратил внимание в однушке Юлии, – две односпальные кровати.

      – Одна живете? – зачем-то спросил он.

      – С дочерью. Она у бабушки сейчас.

      Женщина крутила пуговицу блузки, вот-вот норовя оторвать, и дышала так, будто несколько лестничных пролетов бежала от Самосбора.

      Второе, на что Лев Николаевич обратил внимание, – небрежно сваленные в углу консервы с красными наклейками. О буром биоконцентрате он