Пластуны. Золото Плевны. Золото Сербии. Николай Зайцев

не началось, пока ничего страшного, но время дорого. Вы, месье, задержитесь здесь, пока я хозяйку имения подготовлю.

      Вот и застрял у знахарки. Жил в ее хате. Набил ей десятка три зайцев. Часть в ледник положили, часть потушили, залили жиром в глиняных глэчиках. Дров наколол, до тепла хватит. Кое-где топором постучал, а главное – вещички наши постиранные, вместе с моей черкеской, в ней зашиты были золотые монеты, перепрятал, чтобы быстро и незаметно забрать, когда нужно будет.

      Черкеску стирал сам, не то чтобы таился от Росицы, но если она не видела, значит, и рассказать не сможет.

      Симпатия между нами не пропадала, даже наоборот.

      Вчера, когда стелила постель, не удержался, обнял, стиснул грудь, она громко застонала, повалилась на кровать. Голова кружилась, но тут взгляд зацепился за образ Спасителя на почерневшей доске. Опустился на колени, руки ее гладили голову, лицо.

      – Росинка, поедешь со мной ко мне на Кубань. Обвенчаемся. Родители противиться не будут, благословят. Я не простой казак, атаманский сын. Сам атаманом буду. Хозяйство у нас большое. Люба ты мне, желанна. Поедешь?

      – Разве тебе не сказали, что турки со мной сделали? – Она спустила ноги с кровати, но голову мою прижимала к себе.

      – На тебе греха нет, значит, не было этого. Поедешь?

      – Не подойду я, не хочу несчастным тебя делать. Не поеду, хоть и хочу этого больше жизни, – пальчиками вороша мои волосы.

      – Тогда почему?

      – Не смогу деток тебе родить, испортили меня проклятые турки.

      Меня, как водой ледяной окатили. Отшатнулся. Ох, как я теперь их резать буду!

      До этого убивал по воинской необходимости, теперь резать буду с удовольствием.

      Росица, не таясь, рыдала. Теперь я гладил ее голову, обнимал за плечи.

      Чего говорить, да и нужно ли. Все главное сказано. Мне фамилию продолжать нужно. Чувствам придется умереть.

      И она, промокнув глаза подолом, улыбнулась. Будет ли моя будущая жена такой сильной духом.

      Не забыть мне тебя, болгарская девушка, и всех остальных буду с тобой сравнивать. Потом я долго молился, просил прощения у Господа за то, что естество чуть верх не взяло над заветами. Просил Богоматерь послать Росице если не счастье женское, то хоть покой и достаток. С девушкой мы держались так, как будто и не было этого разговора, но глазами старались не встречаться.

      За вечерей, глядя в тарелку, спросила, почему не воспользовался ее слабостью.

      – Я тогда сама хотела, может, первый раз в жизни.

      – Как же я закон, Богом установленный, нарушить могу?! Брак освещается на небесах, а без божьего благословения это скотство какое-то получится. Как я с жены чистоты буду требовать, если сам замаран.

      – Болгарских парней батюшки этому не учат.

      – Может, за это вами турки командуют. Я казак. Жизнь моя в руках Божьих. Если я хоть в чем-то отступлю от Бога, то и Он может на минутку от меня отвернуться. Тогда – смерть. Страшная и мучительная.

      Тут мысли мои скакнули к Гулому и еще двоим пластунам, погибшим в Македонии. Справедлива ли их гибель? Не мне судить. Свои грехи бы замолить.

      Росица,