Маски благородия. Анна Телятицкая

на край стула и опёрся локтями на стол. То, что представлялось ему скучным тягучим процессом, оказалось интереснее некоторых современных романов. Граф переводил взгляд с настоятеля на инквизитора. После последних слов обвиняемого Фома легонько дёрнул уголком губ.

      – А вот это мы сейчас и выясним. Введите свидетельницу!

      В комнату вошла хрупкая женщина в лёгком сером платье. Адальберт сразу подметил красноту вокруг её глаз, как будто она всю ночь плакала.

      – Как тебя зовут? – спросил Фома, скрестив руки на груди.

      – Мария, – тихо ответила женщина.

      – Говори громче. Мария, бывала ли ты на проповедях отца Иеремии?

      – Да, святой отец.

      – Рассказывал ли он на них о Мартине Лютере, о его последователях и их учении?

      – Да, святой отец.

      – Называл ли он их еретиками?

      – Нет, святой отец.

      – А предлагал ли он принять лютеранскую веру?

      Мария посмотрела на отца Иеремию, и лицо её дрогнуло. Она задержала свой взгляд на измождённом священнике, а затем произнесла совершенно спокойно:

      – Да, святой отец. Отец Иеремия называл Мартина Лютера святым мучеником и говорил, что ещё настанет время, когда весь мир будет следовать его учению, а старая церковь признает свою ошибку или падёт.

      Аббат Николаус опёрся локтями на стол и скрестил пальцы. Фома быстро взглянул на него и снова обратился к женщине.

      – Когда же он говорил такое?

      – В это воскресенье. И до этого тоже.

      – Другие прихожане могут подтвердить твои слова?

      – Мои муж, брат и дети ходят в церковь вместе со мной. Они скажут то же, что и я.

      – Хорошо. Уведите её.

      Марию под руки вывели из зала, а инквизитор с явным пренебрежением повернул голову к отцу Иеремии. Настоятель, до этого отвечавший с лёгкой улыбкой, посерел, как подол собственной рясы.

      – Отец Иеремия, признаёшь ли ты, что распространял в своей церкви ересь и призывал прихожан отринуть истинную веру?

      Иеремия долго молчал, а потом едва заметно кивнул. Он перекрестился, бесшумно шевеля губами, сглотнул и поднял глаза на инквизитора.

      – Да, признаю. Я хотел, чтобы моя паства обратилась в лютеранство. А потом вслед за нами учение отца Мартина приняли бы в других городах княжества и по всей Империи, – его голос огрубел.

      – Отец Иеремия признался в своём грехе перед церковью и Господом! – на весь зал прокричал Фома, оборачиваясь к священникам и тыча пальцем в обвиняемого. Святые отцы не отрывали глаз от пола. – Отец Иеремия, готов ли ты отречься от ереси, которую впустил в свою душу? Помни: Господь милостив, Он прощает тех, кто раскаялся в своих грехах, и так же милостива инквизиция.

      Иеремия перевёл взгляд на аббата и горько усмехнулся.

      – Нет. В учении Лютера я узрел истину и до сих пор не нашёл причин усомниться в ней.

      Аббат Николаус едва удержался, чтобы не открыть рот. Фома