Литера «Тау». Вера Михайловна Флёрова

Рядом с ним еще два таких же паренька в форме. Они смеются и кидаются комьями земли.

      Витька – бледный мальчик с тонкими руками, в драных штанах, картузе и свежей, но не по росту клетчатой рубашке, сидит крыльце и держит в руках холщовую сумку. На заборе поодаль нахохлившись, сидит галчонок, расклевывая кусочек хлеба. Никто, кроме сверстников, не смотрит на них.

      – А ну геть отседова! – кричит дворник по кличке «Татарин», подметающий уже года три как «поплывшую» брусчатку двора.

      – Чего, малец, сидишь? – спрашивает он, подходя к крыльцу.

      Подростки пятятся, потом уходят.

      – Мамку жду.

      – Она не скоро вернется.

      – Она ни в чем не виновата.

      – Ты виноват и она виновата, – зашептал сторож, оглядываясь. – Фатера ваша виновата. Понравилась кому. Купец до жандарма мзду отнес, я видал. Тебя в заведение заберут. Ты им кажи – нет! Не выйдет по ихнему! Бери что есть дорогое, приходи ко мне. Сыном назову, учить буду.

      Витька подумал, покачал ногой.

      – А мамка как же?

      – Отуда ей не сможешь помочь. От меня – сможешь. Мамка твоя не просто нэ, женщина. Нэ варун-квэ. Волшебница.

      – Врешь, дядя. Я дома жить буду, мамку ждать. Мормон сказал, скоро отпустят.

      Пыль, лепестки вишневых деревьев, окно, занавешенное старым одеялом. Витька лежит на кровати из старых книг, накрытый тряпками и шкурой, смотрит на огонь керосиновой лампы.

      – Я еще фотографию папки забрал, – говорит он, уже почти засыпая. – Я не говорил тебе. Она за сундуком. Потеряешь – убью, а потом подниму снова. Хоть ты и варун-квэ. Я тоже варун-квэ. Я шаман, и сильнее тебя. Вчера лабазника дети мою галку убили. Я, как ты говорил, заснул для нее, тень на хлеб подманил. И сегодня она Рыжему Семену лоб разбила. Могу галку воскресить, могу – человека, даже если они – сорумпатум хотпа. А Бог меня за это точно не высечет?

      – Спи, пыг хортхан, – усмехается с сундука дворник, сощурившись. – Не высечет. У него другие дела есть. Много не знаешь еще, семечка варун-квэ. Ты еще не тростник. Завтра кошку поднимать пойдем.

      *

      Холод. Все в снегу, по снегу бредет старушка с узелком. Останавливается, что-то спрашивает у молодой матери, выгуливающей замотанного по самые глаза карапуза.

      Бредет дальше. Мимо посеревших домов, мимо закопченных стен, кое-где забитых досками окон. Кажется, вечность бредет.

      Вот, рассматривает неприметную дверь. Стучит. Стук выходит негромко, и женщина разматывает руку, стучит костяшками двух пальцев. Соседних двух у нее наполовину нет, и потеряны они давно – шрамы уже побелели.

      На этот раз получается громче, и она слышит шаги. Щелкает засов, приоткрывается дверь. В щель выглядывает высокий подросток – старый шерстяной бушлат, тонкие, обветренные руки.

      – Здравствуйте, – говорит он ломающимся голосом. – Что вам…

      – Витя? – тихо, почти неслышно говорит женщина.

      – Мама!

      Подросток хватает старушку, вводит в комнату, чтобы