Мистификация дю грабли. Сергей Суров

в поисках более толкового объяснения.

      – Богу служить целомудрием души и тела… – склонился в поклоне католик, не понимая, почему до Владимира не доходит суть таких простых вещей.

      – Не-е, я чёт не понял. Это шо – без девок и медовухи? То бишь ни радости, ни веселья? – удивился князь, нахмурив брови.

      – Да, о великий конунг, умерщвление плоти – долг каждого доброго христианина…

      – Слышь… Запомни: на Руси веселье – еда и питиё! Вали отсюда! – с раздражением приказал князь, не ожидавший таких поучений.

      – Великий конунг, в смирении, в умеренности есть для каждого христианина самое высокое наслаждение… – пятясь от недовольного князя, пробормотал католик.

      – Хорошо-хорошо… Кто бы спорил? – согласился Владимир. – Эй, Добрыня, пинками его до края нашей земли. Хлеба, еды какой не давать! У него и так вполне хватает и смирения, и умеренности. Зачем его ещё поклажей обременять? Да ещё за наш счёт…

      Два дружинника, позевывая от непонятного им церемониала, взяли католика под руки и повели его в город, где как раз собирались обозы в Галич.

      – А с этими шо делати? – обратился Добрыня к Владимиру, указывая рукой на остальных посланников.

      – Накормить, в баньку с девками-половчанками и хохлушками, да и в путь… – Владимир хлопнул в ладони в знак завершения встречи с посланниками и поднялся, чтобы размять ноги и спину.

      – Володьия, так чтьо тьи решил? – искоса поглядывая на православного грека, спросила Амалия.

      – Как насчёт веселья? – повернулся князь к православному весельчаку.

      – Попробуй, ик… – меланхолично икая, ответил православный священник и, вытащив откуда-то сбоку глиняную бутыль, протянул её Владимиру.

      – Возьими, Володьия, – протянула Амалия князю глубокое блюдце, невесть откуда взявшееся в её руках.

      Владимир принял бутылку, внимательно осмотрел её со всех сторон и одним движением выдернув деревянную пробку, налил в блюдце пахучую жидкость. Затем, зажав бутылку между колен, протянул блюдце Амалии: – Ну-ка, попробуй сама…

      Амалия, глубоко вздохнув, приняла блюдце и долгим глотком осушила её. Подождал немного Владимир, затем снова наполнил блюдце и залпом осушил его. Ещё немного подождав, он вдруг снова взял бутылку и основательно, пока не закончилось содержимое, заглотил его. Потом он крякнул от удовольствия и заглянул в горлышко.

      – Нью и как? – поинтересовалась Амалия.

      – Знатно. Даже получше медовухи… А шо это? – спросил Владимир, тряся и переворачивая пустую бутылку.

      – Причастие, княже… – смиренно ответил за женщину православный пастырь и протянул какую-то ещё булочку Владимиру.

      – А эт шо? – приняв булочку из рук пастыря, озадачился Владимир.

      – Просфора, княже, закуси… – невозмутимо ответил пастырь, поглядывая на Амалию.

      – Любо! Вот это я понимаю… – удовлетворенно хрустя булочкой, сказал Владимир, оглядывая двух других посланцев своих вероисповеданий.

      – Чьито решил, Володьия? – с хитрым прищуром бесстыжих