Гроза. Ангелина Алексеевна Мирошина

и не знавшем его языка, поневоле безмолвном, который мог бы оставаться рядом, когда ему станет трудно.

      Можно сказать, что Циля разделяла его стремления, ведь за свою недолгую, но тяжелую собачью жизнь она успела познать одиночество. Она давно вышла из щенячьего возраста, когда мама-собака решала за нее, что она будет есть и где спать, тыкала ее мокрым носом, уводя от опасностей, и оберегала от злых людей. Безусловно, это время можно назвать лучшим в ее жизни. В нем не было ни горя, ни скуки, ни Шурика. Целыми днями она могла возиться с братьями и сестрами, лишь изредка прерываясь на поедание горячей мясной каши, которую почему-то приносили хозяева мамы-собаки. Затем, когда Циля подросла, ее научили охотиться и быть злой. Щенков продали, а ее с удивительно красивой, почти лисьей шубкой подарили лучшему охотнику деревни – тени того, кто остался в памяти людей. Лайка отличалась бойким нравом и громогласным голосом. Всюду ей прочили титулы, победы и невероятные успехи в охоте. На нее заглядывались и люди, и дворовые псы, провожавшие ее взглядом до края их участков. Циля была мечтой во плоти – красивая, крепкая, здоровая и злая в работе собака. Однако Шурик мало ласкал ее, часто бил сапогом по бокам и однажды вылил водку на нос. Циля чуть не лишилась обоняния. Хозяин спивался, пропадая днями, а иногда и целыми неделями. Собака научилась выдерживать голод, но не тоску. Пустота в брюхе волновала ее гораздо меньше, чем жалкое существование в пределах запертого дома с ветхими комнатушками. За стенами раздавался детский смех, возня, песни девушек, идущих к речке. Циле оставалось только спать, мечтая поскорее убежать подальше от набившего оскомину порога. Когда над ее домом разверзалось небо и начинался сильный дождь, она забивалась под дубовую кровать и скулила от обиды и страха. Даже самый храбрый щенок имеет право опасаться грозы, клокочущей над старенькой построечкой.

      После непродолжительного разговора с Шуриком Владимир вернулся к внуку с полным мотком лески. Он заметил, что Иван ни на шаг не отходил от собаки и все время держался рукой за ее загривок. На лайке не было ошейника, за который можно было бы ухватиться. Владимир заметил это и покачал головой.

      – Надо бы ей ошейник-то соорудить какой-нибудь, а то так побежит – не ухватишь. Эх, Шурик… Даже такой простой вещицы не имел!

      Старик внимательнее присмотрелся к собаке. Он приветливо сощурил глаза и взгляд его сделался невероятно мягким. Владимир рассмотрел вытянутую лисью мордочку собаки, хоть она старательно отворачивалась и от непривычки прятала глаза. Циля опасалась мужчин и не спешила к ним в объятия. Ей было гораздо спокойнее на дистанции, вне контроля тяжелой человеческой руки. Владимир не давил на нее и не торопил, пусть привыкает. Он не тянул к ней рук, не старался ухватить за шерсть или даже лишний раз окликнуть. Между ними с первых минут общения установился крепкий нейтралитет. Циля оценила широкий человеческий жест. Сейчас она бегала на свободе, но все же чувствовала невидимый поводок, который