За хутором Марьин тупик. Андрей Толкачев

как пес, прибежавший на зов. Блин, что это? Ее высохшие руки уперлись в землю, а голова вывернута наверх. Стоит, как собака перед хозяином, есть такие собаки с челкой, забыл породу. И по-собачьи существо начинает перемещаться.

      Ни убежать – ни заорать. Ноги ватные. Послышались голоса и шум из ближнего леса. Голоса раздались ближе, совсем близко. Это из соседнего дома, люди сидят на веранде, спокойно разговаривают и над чем-то смеются.

      Старуха не отпускает, старуха так и стоит на четырех конечностях, – сумасшедшая? Скорее, бесноватая. Не покусала бы. Вот снова поворачивает голову. Не могу сдержаться и пинаю ногой. Никакой реакции. Крепко держусь за штакетник. Я не против перемахнуть через забор, и за амбар, к лесу, реке. Корова уже отбежала, и на дистанции смотрит с подозрением. Насторожилась, двурогая.

      Ведьма совсем близко, тянет за рубаху. От нее тоже несет шалфеем. Дыхание сперло, мышцы скованы, я оказался между яблонями, я – дерево сада.

      Сверху сыпятся яблоки. А вроде бы стоял в огороде, – но чучело снова рядом. Ходит за мной.

      Опять голоса соседей. А что у них на окнах крапива снопами разложена?

      Изловчился, чучело кое-как подпалил. Пламя нехотя-нехотя, да разошлось. Старуха куда-то пропала, надеюсь навсегда. А вот! Огонь столбом. Ветра нет, пламя не перекинется на деревья.

      В саду потемнело. Рука ноет и опухает. Пора в дом, пока вернулись двигательные функции. Тем более зажегся свет.

      Алена встречает меня как чудо, упавшее с неба. У нее черные миндалевидные глаза, да еще волосы распустила, как ее рыжая тезка у пруда. Ну, прямо картина маслом. Вот женщина!

      – Ну как?

      – Ну что-ты, поливка просто изи.

      – Руку показывай?

      – Так ты все видела?

      – Подойди ко мне… Ближе… Садись…

      Пораненную руку кладет себе на колени, начинает лечить.

      – Ауф, – говорю. – Больно же!

      Намазала, забинтовала, смотрит на меня не мигая.

      – Я там это…, чучело сжег.

      – Это не чучело, это сосед любопытный. Любит подглядывать. Видел, он крапивой обложился? Это от нечистой силы.

      И криво улыбается.

      – Я это…, слышал шум из леса.

      – Знаю, за опушкой вырос молодой березняк. 6 июля люди всегда банные веники заготавливают загодя. Некоторые даже собирают веники, в которых по ветке от березы, ольхи, черемухи, ивы, липы, калины, рябины, смородины. Сейчас тебя смородиной накормлю. Хочешь?

      – Поел бы.

      – Сними рубашку, промокла и воняет.

      – Так я это…

      – Я тебе дам чистую.

      …Ужин при массивных свечах в самодельном подсвечнике, с красным вином в хрустальных бокалах. Лунный диск за окном.

      Без образов в углу торжество напоминает ужин у гоголевской всеядной Солохи. Солоха Алена двигает ко мне подсвечник.

      – Там что-то написано?

      – Да.

      – Мое имя. Зачем?

      – Затем.

      Она стягивает с себя бретельки сарафана.

      – Нет, – говорю.

      Вскакиваю, бегу хлебнуть воды, «Где ковш? Ага.»

      Набираю