Слово и дело. Книга 1. Царица престрашного зраку. Валентин Пикуль

не стоило украсть из церкви стихарь, чтобы утешить слабеющие взоры умирающей жены… Пытошный огонь, никогда не страшивший его, позже и очистит нам образ Волынского, и он предстанет пред нами в истинном своем свете – как патриот, как гражданин!

      Именно Волынский и станет нашим главным героем…

      Глава девятая

      Из дома отчего переехала невеста царская во дворец Головинский – к престолу поближе. Своих подружек во фрейлины приблизила. И повсюду – гербы орляные (хищноголовые, коронованные). Сорочки исподние, кои из дома вывезла, и те отдала Катька белошвеям-монашенкам с таким наказом:

      – Всупоньте в кружева орлов царских. Отныне я ничего простого нашивать не стану…

      Закинула подбородок еще выше. Целая копнища темных волос сверкала, убранная камнями и перлами гурмыжского жемчуга. Похорошела княжна изрядно – стать-то какова! Даже батька ее, князь Алексей Григорьевич, и тот робел перед нею.

      С ножом к горлу лезла Катька на брата Ивана:

      – Где бриллианты царевны Натальи? Доколе мне ходить только в одних фамильных? Дашь или не дашь?

      – Не дам, – отвечал Иван. – И без них ты хороша, ведьма…

      В день великомученицы Екатерины царская невеста получила титул: «Ея высочество». Катили к подъезду Головинского дворца кареты: сановные старцы, дипломаты, сенаторы, генералы – всяк спешил поздравить ее. И гремели перед Катькой пышные роброны, склонялись перед нею плечи статс-дам, сверкали эполеты, сыпалась с париков розовая пудра, взлетали шляпы иностранных послов.

      А над улицей возводили триумфальную арку, под которой будущая царица должна в день обручения под венец проехать.

      Свадебная та арка. Для куражу она!

      Народ называл ее «трухмальной»…

* * *

      Еще с вечера сорок карликов, попискивая, раскатали тяжелину ковра персидского. Во всю ширь палаты Лефортовского дворца раскрылись цветы восточные – цветы нездешние. Был ставлен стол, закинули его парчою. А поверх водрузили ковчег чистого золота; в ковчеге – крест. По бокам от него – тарелки «уборные»: в каждой по кольцу обручальному, а в кольцах тех – диаманты чистые.

      – Эй, косой! – позвал Иван Долгорукий.

      Старик преображенец князь Юсупов, вояка матерый, рубленый, подбежал к фавориту и подставил ему тугое ухо:

      – Говори, князь Иванушко, чего-сь надобно?

      – Дело таково, татарин… Батальон гвардии Преображенской тишком вводи во дворец Лефортовский. Да в палате обручальной ставь в ряд. Остальные пусть в покоях вахтируют.

      Торжественный кортеж уже отъезжал от дворца Головинского. Посреди золотой кареты, в шестерню цугом впряженной, сидела прибранная невеста. Тучу волос стянули ей в четыре косы, к темени прикрепили корону. Маленькую – с яблоко. Платье на Катьке серебряное, с фалбалами, чешуей отсверкивает. Будто рыбка, поплывет сейчас княжна навстречь счастью своему (или несчастью?)…

      Иван отодвинул дверцу кареты, шевельнул губами:

      – Готова ль ты, сестрица моя?

      – Вели ехать, брат. Но в остатный раз пытаю тебя по родству: