Исповедь женщины. В. И. Немирович-Данченко

здесь хорошо. Что вам за охота была выбрать Монцу?

      – Я искала такой город, где была бы и деревня, и все удобства под руками. А вы живете в Милане?

      – Да, имею это несчастье.

      – Вы, верно, учитесь петь или вы уже артист? – незаметно улыбнулась она, что, разумеется, от меня не ускользнуло.

      – Неужели похож? – пришел я в некоторый ужас. – Помилуйте, да что касается пения – такого козла, как меня, и найти невозможно. Нет, я так живу, сначала у меня дело было, а потом я, по русской привычке, застрял, да и корни пустил. Одно могу сказать, надоел мне Милан до такой степени, что я не знаю, куда бы я только от него не бежал. Вот, если Монца понравится, перееду недели на две в Монцу.

      – Я прежде часто бывала в Милане, у меня даже был знакомый кружок русских артистов, да тоже наскучили они.

      – Как и мне.

      – Уж слишком люди, как это говорят нынче, специализировались. Только и разговору, что о ля-бемолях да фа-диезах, тот может взять до, а этот си, а третий в отчаянии, – у него средний регистр стал колебаться. Ах, какие скучные люди! Шляются без толку, меняют профессоров, воображая, что в конце концов найдут такого кудесника, который им в горло все три регистра вложит и из ничего Патти или Мазини сделает. И ведь ничем не интересуются. Жизнь идет мимо, события одно крупнее другого, а они даже и не выходят из очарованного круга ля-бемолей да фа-диезов. Ведь как смешно! Была там одна парочка: моя кузина и влюбленный в нее тенор. И женились бы, говорю им. «Нельзя!» – Это оба в один голос. «Почему? Средства ведь у вас есть?» «Дело не в средствах, – отвечают, – а в том, что я потеряю до-диез, а у нее mi naturale пропадет. Как же это она «Саго поте» в «Риголетто» заканчивать будет? А я как последний дуэт в «Пуританах» выдержу? Ведь там, пожалуй, и ре надо взять».

      Я расхохотался.

      – И не живут, пока жизнь ключом в жилах бьет. Да, впрочем, и жизнь-то какая, – что в ней?

      И прежнее грустное выражение опять вернулось на ее лицо. Она сдвинула брови и на минуту задумалась. Ей было не более двадцати восьми лет, а между тем уже седые волосы пробивались в висках. Очевидно, жизнь не ласкала ее.

      «Сесто» мелькнуло мимо; под самым носом у нашей конки проскочил железнодорожный поезд, на минуту окутав нас отвратительным и вонючим дымом, сквозь который мы смутно различили сонные лица изморенных жарой пассажиров, валявшихся на подушках вагонов первого класса.

      – А вы так мне и не дали адреса, куда я должен буду послать газеты и журналы.

      – Ах, сейчас! У вас есть с собой карандаш? Благодарю вас.

      Она написала несколько на своей карточке. Я прочел:

      Anna Kropotoff.

      Monza, via Beretta, Albergo del Re, 147.

      – О, это верно большая гостиница, где вы стоите? Я тоже призадумывался, где мне остановиться.

      – Почему вы думаете? – засмеялась она.

      Очень странна была ее улыбка. Губы улыбались, а глаза смотрели по-прежнему печально, не меняя своего выражения.

      – Как же сто сорок седьмой номер?

      – Нет, вы пожалуйста не думайте этого. Гостиница