Разбойничьи Острова. Яна Вальд

легко родила девочку. Из десяти отпрысков Цианы все дожили до зрелости, что было редкой удачей. Трое сыновей погибли в рейдах, одну дочь ужалил скорпион, еще шестеро были живы. Ее последняя девочка родилась крепкой и неприхотливой. Когда Циана была моложе, ее как самую плодовитую мать в деревне выбирали изображать Дэю на Бычьем Празднике. Соседки выпрашивали поносить ее платок или пояс, чтоб вместе с одеждой одолжить силу ее утробы. Циана хорошо знала, что удачей надо делиться. Она кое-как поднялась, уложила дочь в корзинку и пошла назад.

      Тина мучилась четвертые сутки, никого не узнавала и кричать перестала. К этому моменту Ава уже просто гладила ее по голове, напевая колыбельную. Испробовано было все, что можно, а Хона по-прежнему уверяла, что ребенок жив, и не давала им пожертвовать. Продолжала пытки-попытки вытащить его. Тину одели в рубаху Цианы, саму Циану устроили рядом и велели держать роженицу за руку. А в корзинке на полу, всеми забытая в суматохе, лежала девочка. Мать тихонько велела ей пищать пореже: “Не тебе сейчас хуже всех, доченька,” – и только иногда брала покормить. Малышка как будто поняла и не требовала внимания. Женщины не нашли время ее спеленать, поэтому она не спала, как положено новорожденной, а тянулась ручонками вдаль – быть может, к существам того мира, из которого только что пришла. Помнила, что в том мире у нее был братец.

      Солнце встало и село вновь – одни боги знают, почему они сжалились. Хоне, наконец, удалось повернуть ребенка. Тину отхлестали по щекам. “Тужься! Сильнее! Можешь!”. Говорили, что плод очень большой – истинное дитя богов – поэтому так тяжело. Тина мало, что соображала, но запомнила: Алтимар проклял ее этим ребенком.

      – Мертвый, – вздохнула Ава, когда голова пробилась сквозь лоно. – Уже почернел от удушья, бедняжка. Что поделаешь. Давай, деточка, еще одно усилие, извергни его.

      Узкий таз Тины хрустнул. Хона, давя на живот, сломала ей пару ребер, но выжала из нее неживого младенца. Более милостивого исхода никто и не ждал. Кроме Хоны. Чертыхаясь, она высосала изо рта и носа ребенка слизь, растирала его, трясла, шлепала и все-таки заставила закричать. И, наконец, восславила Алтимара за чудо.

      И вот усталые женщины поздравляли другу друга над изломанным телом Тины и обнимали Хону – ту еще стерву, но лучшую знахарку Островов. Хона вынесла ребенка толпе, словно наследного принца, – теперь Алтимара и его сына славила вся улица. Тина лежала, как раздавленное насекомое. Ей показали младенца, и она бессмысленно повторила: “Разрежьте его на части”. Циана по-матерински положила ей руку на лоб: “Я его сама покормлю. Отдыхай, моя хорошая, все позади”. Хотя все знали, что для Тины борьба со смертью только начинается. А вот мальчик ее быстро оживал. Он поместился в одной корзинке с девочкой, Циана забрала его к себе и с тех пор относилась к своему и чужому ребенку, как к близнецам.

      Через десять дней Циана взяла детей в лодку, чтобы представить новорожденных Алтимару и Морю. Старшего сына на Островах называли в честь отца, старшую дочь – в честь матери, но мать одиннадцати детей