Разбойничьи Острова. Яна Вальд

гордостью и медлила позвать на помощь, а ребенок будто ломился в закрытую дверь. Солнце село и встало вновь – Тина сдалась. Из соседок выбрала очень милую и веселую женщину по имени Ава, и пообещала себе открыться только ей. Кажется, только с Авой эта упрямица еще не успела рассориться.

      Она встала – и свалилась, придавленная болью и тяжестью. День был в разгаре. По соседним дворам шагали лишь злобные гуси. Не ушедшие в рейд мужчины работали в винограднике, женщины с лодок ловили рыбу, дети и подростки тренировались на Острове Леса. За стрекотом цикад стонов Тины не услышали, и она перестала звать. А потом перестала молиться, потому что Алтимар и Арида тоже не услышали ее. Тина знала всякую смерть. Насмотрелась в рейдах и дома на тех, кому стрела попала в горло и в глаз, на умерших от тифа и холеры. Она не умела бояться смерти, потому, корчась на полу, думала о другом – о том, как завтра деревня посмеется над ее глупостью.

      – Великая Дэя! Как же мы не замечали! Авмита! Авнора! Быстро сюда! Ну-ка бегите за Хоной. Тина, деточка, давай, глотни воду. Ну потерпи, потерпи, первенец всегда тяжело дается.

      На рассвете Ава нашла ее сама. С корзиной улова в руках и спящим Наэвом на спине она шла с ночной рыбалки и заподозрила неладное. Тине следовала благодарить светящихся кальмаров, что всплывают по ночам, да своих расшумевшихся от голода кур.

      Сбежались соседки, обвешали роженицу амулетами, что изображали кошек и коров, Нат и Дэю, напоили отваром можжевельника и кориандра. Лоно смазали жиром и воском, чтоб облегчить ребенку путь. Тина пообещала себе держаться достойно, и каждую схватку проигрывала борьбу с собственной волей. Вначале отчаянно старалась молчать, в конце со стоном цеплялась за Аву. От ее гордости один за другим отламывалось по куску. Она отлично знала, что та же Ава прошла через очень тяжелое появление на свет двойняшек; что совсем недавно Унда родила увечное дитя, а Дэлада – одних лет с юной Жрицей – успела потерять первенца. Тина всю жизнь знала этих женщин, называла их тэру. Ссорились они или дружили – они были вместе в рейдах и на суше, выхаживали друг друга в болезни, делились едой и кормили грудью соседских младенцев. Она не смогла бы объяснить, почему воспринимает их доброту как кромешное унижение.

      Пришла Хона, высокомерная Жрица постарше, насмешница и ворчунья, которую Тина терпеть не могла. На Острове Леса она достаточно от Хоны получила оплеух. Обругала Тину за самодурство: "Да как тебе в голову пришло рожать одной, словно лиса в норе!". Приложила ухо к животу, ощупала и объявила, что дитя живо, но застряло. Замахнулась: "Тебя же предупреждали! Молись теперь, кому хочешь, упрямая дурища". Тина – в который раз – дала себе слово не унижаться хотя бы перед этой мегерой. И не закричала. Пару мгновений праздновала победу. И вдруг, будто предательство, – липкий пот, тошнит, в глазах темнеет, голоса звучат, как издалека. Кажется, ее облили водой. "Просто обморок, деточка, сейчас пройдет. Наклонись к тазу". И вот ее сгибает пополам хлещущий наружу