Стоящие свыше. Часть IV. Пределы абсолюта. Бранко Божич

опять говорите не то, что думаете. Вы вовсе не сердитесь, вы переживаете. Не переживайте, мы доберемся до замка, и там я в платке буду ходить. Или, может, вам на меня теперь смотреть противно?

      Он покачал головой и хрипло ответил:

      – Нет.

      – Или, может, если я теперь ваша, вам стыдно рядом со мной будет? – Это она спросила с вызовом, вскинув глаза.

      – Нет, – ответил он еще тише. – Ты знаешь, что в башне Правосудия стригут арестованных женщин?

      Она покачала головой.

      – Я не хочу, чтобы ты хоть сколько-нибудь была на них похожа.

      – Значит, если нас все-таки поймают, храмовникам не придется меня стричь, – с усмешкой ответила она, тряхнула головой и направилась в кухню.

      Волчок подумал немного, поднялся и пошел за ней. Она отреза́ла кусок от каравая, стоя к нему спиной, и он осторожно взял ее за плечи обеими руками.

      – Я не хотел тебя обидеть.

      – Я знаю, – ответила она, и нож замер в ее руке.

      Волчок нагнулся и поцеловал короткие, торчавшие в стороны прядки у нее на затылке.

      – Можно я буду называть вас просто Волче, без отчества? – спросила она тихо, все еще не шевелясь.

      – Конечно.

      – Тетушка Любица сказала, что теперь вы у отца попросите моей руки. Правда?

      – Попрошу.

      – Только не думайте, что в нашем доме все будет по-вашему.

      Волчок рассмеялся потихоньку и спросил:

      – Это тебе тоже мамонька подсказала?

      – Да.

      – В нашем доме все будет по-моему. – Он снова поцеловал ее в затылок, ощущая, как счастье накрывает его волной, обрывается дыхание и голова идет кругом. Спаска не двигалась, так и застыла с ножом в руке, не дорезав хлеб.

      И тут Волчок подумал, что они одни сейчас в трактире, дверь заперта на засов – кровь бросилась в голову, щекам стало горячо до боли. Он повернул Спаску к себе – она не сопротивлялась, смотрела на него снизу вверх чуть испуганно, но глаза ее блестели, губы приоткрылись, она дышала очень тихо и часто: затянутая лифом грудь приподнималась и опадала, и Волчок поспешил отвести взгляд. Он обнял Спаску только для того, чтобы не смотреть вниз, на молочно-белую кожу в вырезе лифа. И чувствовал в руках легкую ее дрожь и жар ее дыхания на своей груди, без труда пробивавшийся сквозь тонкую рубаху.

      – Пусть в нашем доме все будет по-вашему, – прошептала она горячо.

      Он пригладил ее волосы на затылке, провел ладонью по щеке, но тут же отдернул руку, боясь поцарапать нежную кожу, а Спаска прижалась лицом к его груди так крепко, так трогательно…

      – Можно я тоже обниму вас? – спросила она тихо.

      – Да, – ответил он.

      – Мамонька сказала, что вы от этого будете мучиться…

      Она положила руки ему на плечи – едва коснулась их пальцами.

      – Нет. Если я и буду мучиться, то не от этого.

      – А от чего?

      Он не стал говорить ни об остриженных волосах, ни о тяжелых башмаках, ни о том, что доведет ее до замка и оставит там на попечение Славуша и Чернокнижника…