Птицы. Ирина Ясенева

и увёл с собой в дом через главный вход. Всё было потеряно.

      Латрия попросили в кабинет Австриты. Он побаивался этой женщины, потому что строгий взгляд умных и холодных глаз её заставлял литься по его спине холодный пот. Он не подозревал, зачем его вызвали, разве что где-то в глубине души.

      – Началась война, – строго сказала женщина, – и ты пойдёшь в наши войска на границе. Мы наслышаны о твоём умении владеть мечом, – в этот момент он пугливо посмотрел на неё, пытаясь понять, откуда. – Тебе на сборы один день: завтра утром ты уходишь домой, послезавтра к шести утра являешься сюда, к воротам. Вместе с другими ты будешь препровождён в отряд командира Долофоноса. Всё ясно?

      Он кивнул, сглотнув.

      – Если попробуешь сбежать – будешь убит. Иди работай.

      Молодой человек вышел из комнаты, ошеломлённый. Не помня себя, дошёл до чёрного входа и шагнул в сад. Он любил эти деревья – вид их, запах, любил ухаживать за ними. Латрий привык уже к этой мирной деятельности, которая даёт простор для того, что подумать, помечтать. Он поднял голову и посмотрел на небо: ярко-синее с длинными перьевыми облаками – оно завораживало. «Только боги могли сотворить такую красоту. Спокойное, неподвижное… Оно будет существовать вечно», – подумалось ему.

      На следующий день утром молодой человек собрал свои вещи в небольшой мешок, загрузил его на спину, распрощался со всей прислугой и вышел через чёрный вход. Лицо его было спокойно, немного печально, однако внутри ревела буря.

      – Я провожу тебя, – сказала Вигония, опирающаяся на дерево, чуть улыбающаяся и старающаяся не смотреть ему в глаза. Они пошли рядом, первое время ни о чём не говоря.

      – Несправедливо, – выдавила она негромко. – И мы ничего не можем сделать…

      – Никогда не могли. Кто мы по сравнению с ними? Жалкие букашки. Наша жизнь в их руках, – ответил тот просто, глядя вдаль и вникуда.

      – Но почему… так не должно быть. Мы тоже люди.

      – У нас нет больших домов, богатых родственников, денег. Мы даже не умеем читать и писать, – он коротко взглянул на неё, – почти все.

      – Всё равно это несправедливо – посылать человека на войну из-за собственных страхов.

      – А других послали просто так, – обречённо проговорил он, глядя ей в глаза. Ему было приятно, что она впервые в жизни что-то испытывает к нему, пусть это даже и жалость. Он готов был отдать все, чтобы пережить этот момент снова – лишь бы чувствовать её заботу, ощущать её рядом, слышать, как она семенит в этом прямом сиреневом платье.

      – Я бы всё, всё устроила по-другому! – выпалила девушка. – Если бы я была хозяйкой, я бы помогала народу, жителям, тратила бы деньги с умом! Я бы так устроила хозяйство, чтобы все процветали!

      – Ты очень добрая, – мягко улыбнулся он, желая взять её за руку, но не решаясь. Девушка вздохнула, а парень, поняв, что она внутренне сопротивляется этой фразе, продолжил: – Я же вижу, как ты заботишься о матери, как всё делаешь для неё. У тебя очень доброе сердце, хотя ты этого не показываешь.

      – Ты лучше меня. Вы с братом всегда нам помогали