Нарика и Серая пыль. Галина Сергеевна Замай

заплетать их в косы, а ты ходишь всегда лохматая!

      Распутав очередной клок, Милиса невзначай сделала дочери больно. Та охнула и встала.

      – Не нужно меня расчесывать. Пусть остается так!

      Милиса опустила гребень и пожала плечами.

      – И как ты будешь ходить вот так?!

      Девушка подумала, что и сама может прибрать голову, а то мать всегда торопится, дергает волосы, но сказала совсем другое:

      – И так нормально. Потом само выпадет!

      Но мать настаивала на своем:

      – Погоди, давай заплету, с косами будет очень красиво.

      Нарика подошла к зеркалу, висевшему на стене, пристально вгляделась, состроила гримаску и сказала твердо:

      – Нет, не нужно. Не нужно меня заплетать! Я уже столько раз тебе говорила!

      Милиса удивленно посмотрела на дочь, спрятала гребень в карман фартука и задумалась, вспоминая.

      – Правда? Да, говорила, кажется. Но почему? Я совсем забыла.

      – Просто ты, наверное, как всегда, меня не слушала.

      Нарика провела ладонью по левой стороне лица, на которой отчетливо выделялись девять черных родинок. Три шли полукругом у у внутреннего уголка глаза, еще четыре уходили вниз по краю щеки, а две, совсем маленькие, виднелись слева над верхней губой.

      – Эти родинки и так портят мне лицо, а если еще и волосы убрать назад, тогда я буду совсем некрасивой! – сказала она, повернувшись к матери.

      Милиса вздохнула.

      – Глупая! Они тебя вовсе не портят! Но в любом случае, – нахмурилась мать, – думаешь, лучше ходить вот так, растрепанной? Ты же похожа на кикимору, что живет у нас в Трухлявом болоте.

      Девушка скрестила на груди руки.

      – Вот уж спасибо за комплимент!

      Отец, строгавший деревянную дудочку за столом возле окна, поднял голову и опустил резец.

      – Мать права. Ты же ходишь по лесам! Зацепишься где-нибудь волосами, больно будет. А еще чего хуже, можно вообще без головы остаться.

      Нарика не сдавалась:

      – Нет. Я же сказала, что заплетать не буду! Конечно, они очень длинные, потому и мешают, да и расчесывать их сложно. – И она вдруг прищурилась и хитро улыбнулась: – А если…

      Не говоря больше ни слова, она подошла к деревянному буфету, открыла ящик, вынула ножницы и снова подошла к зеркалу.

      – Ты что? – забеспокоилась Милиса. – Что ты хочешь?

      Нарика засмеялась и с вызовом посмотрела на мать.

      – Хочу подстричься.

      И она быстро и с улыбкой начала обрезать спутанные пряди ниже мочек.

      Мать, оцепенев, смотрела на нее, а отец только покачал головой и снова принялся за работу.

      Когда Нарика закончила, Милиса побледнела от негодования. Девушка подошла к ней и в знак примирения крепко обняла.

      – Мам, ну ты чего? По-моему, так гораздо лучше!

      Милиса холодно отстранилась.

      – Лучше? Да ты же… Ты же как мальчишка с такими волосами! Это ведь неприлично! Ты ведь уже девушка! Волосы